Детектив Марк Вентура

Снаружи, под старой стеной, под высаженными вдоль проспекта тополями, кругом стояли просторные, вынесенные на свежий воздух столы. Еще ночью тут было весело, в железных корзинах горели дрова, играла музыка, танцевали пары и хороводы, но наступило утро, и вся радость пьяных ночных развлечений растаяла как поднимающийся над кострищем дым. Студенты одиноко сидели за столом перед пустыми кружками, таращили ничего не понимающие с похмелья глаза, зябко терли ладонь о ладонь, безуспешно пытались согреться.

— Да нечего курить! — зло бросил бездельник Коц — скурили все что было!

— Надо у кого попросить — стонал хвостист Прулле — надо покурить, не могу…

— Давай! Иди! Кури! — резко взмахивая вдоль проспекта рукавом, грубо и агрессивно бросил ему собутыльник — кружку на скури, стол, деревья вон скури!

Оба вдруг внезапно замолчали. Эхо их осипших с похмелья выкриков гулко отдавалось от крепостной стены и фасадов домов плотно стоящих вдоль проспекта Рыцарей. Сумрачные экипажи проезжали по проспекту. Больно впивался в воспаленное сознание звонкий цокот копыт редких верховых. Надвинув низко на глаза капюшоны, исполненные тупой вялой ненависти к холодному и сырому туманному утру, фигуры, придерживая руками подолы длиннополых плащей, чтобы хоть как-то согреться в летней, надетой к полуденной жаре одежде, семенили на службу в мастерские и учреждения, проходили мимо распивочной «Башня», с безразличной мрачной укоризной смотрели на припозднившихся за пустыми столами студентов.

— Горячее есть? — резко и громко окликнули с коня служанку, подметающую мостовую ивовым веником. Студенты вздрогнули, заморгали от этого внезапного и грозного крика. Из похмельной мари и утренней синевы возникли и теперь возвышались над их столом трое верховых.

— Простите нас, господа рыцари… — начал было хвостист Прулле, но бездельник Коц резко рванул его за шею, показал пальцем на подъехавших.

Первый был при мече и с густой, начинающей седеть, русой бородой. Черная мантия с темно-зелеными крестами указывала в нем рыцаря Ордена Храма Архангела Михаила. Его крепкие руки были привычны я оружию, а усталый взгляд внимателен, но при этом, несмотря на день и ночь проведенные в седле, бодр и даже весел. На его груди, к плащу, на заколку был подвешен серебряный ромб с широкой, как носовой платок, лиловой лентой — символ полиции Гирты. Второй усатый, в рыжей куртке и меховой шапке с хвостом, перевязью через плечо, при щите и секире, тоже был явно полицейским, и лицо у него было такое же безразличное, но одновременно настороженное, как у человека коварного, опытного и хитрого. Третий клевал носом, пытался дремать в седле. Его серая мантия была растрепана и вывалена в хвое, широкие темно-синие штаны измазаны смолой и засыпаны пеплом, плащ измят и тоже весь в лесном мусоре, на его поясе справа висела большая планшетная сумка, а слева, в деревянных ножнах, короткий меч. Длинные, серые, немытые волосы растрепаны, небритая не меньше двух недель щетина покрывала перекошенное от усталости и выпитого лицо, но все же какое-то неуловимая и печальная торжественность во всем его побитом, изможденном облике указывало на то, что он не просто оборванец из леса, а человек не местный, скорее всего образованный и быть может, даже благородных кровей.

— Полиция! — громко и разочарованно прошептал другу бездельник Коц и с печальным пьяным пафосом прибавил — вот нам и конец!

— Фасоль с тыквой и мясом — вышла навстречу верховым, грубо и устало отозвалась служанка и бросила на сидящих за столом еще пьяных студентов недовольный взгляд полный нескрываемого презрения — давайте, валите отсюда! — басом, как на деревне, сварливо окликнула она их — пропили все, домой идите!

— А вы не наливайте, чтоб не пропивали! — грубо осадил, поставил ее на место, Фанкиль — иначе и орать нечего. Марш за едой без разговоров и чтоб быстро!

Верховые спешились и уселись за один стол со студентами.

— А, это вы, Прулле — узнал одного и бесцеремонно схватил его за плечо, лейтенант — это вы позавчера дебоширили, драку у моста учинили?

— Так мы же не просто так! За Гирту! Нам бы покурить, мэтр Турко… — жалобно простонал тот — табачку бы…

— Да, напились, да устроили, ну бывает же… простите нас, мэтр Турко… — сокрушенно развел руками с другого конца стола бездельник Коц.

— И покушать бы… — простонал хвостист Прулле — а то денег нету…

— Как всегда, одна песня — покачал головой лейтенант. Он уселся за скамейку верхом, облокотился о стол и так демонстративно, с чувством собственного превосходства выпуская в небо кольца дыма, закурил свою трубку, что студенты уставились на него одновременно с ненавистью, мольбой и унижением.

— Йозеф, пощадите их… — зевнул, предложил детектив — страдают же…

— Они так страдают каждый день — выдыхая над столом тяжелое облако, ответил лейтенант Турко — Марк, это такие наглецы, что вашу последнюю трубку выкурят и ваше юво вылакают, только отвернись — и, обратившись к студентам, бросил — поедете с нами в комендатуру, будете полы мыть, иначе быстро отправим бумагу в университет. Поняли?