— Добровольцы на уборку — продемонстрировал расслабленно опершихся о стену, едва держащихся на ногах студентов полицейский.
— А после вас самих убирать не придется? — строго покачал головой капрал, отвечающий за порядок и чистоту в помещениях и грозно обратился к задержаным — что, опять дебоширили?
— Нам на учебу, у нас лекции! — попытался, заныл, хвостист Прулле, но капрал Гицци схватил его за плечо и, толкнув к стене, грубо перебил.
— Вот полы помоешь, протрезвеешь и будут тебе лекции.
И, вручив студентам метлы, погнал их через боковую арочную дверь в проходной, идущий вдоль всего первого этажа коридор, мыть полы.
В холле внизу было сумрачно. Газовые рожки, что освещали его прошлой ночью, когда приехал детектив, не горели. Из просторного помещения с высокими окнами и потолком на второй этаж поднимались две соединяющихся над дверью, что вела на обратную сторону здания, лестницы. За высокими арочными окнами с широкими подоконниками, мимо которых, полицейские проходили, когда поднимались наверх, холодными зелеными тонами колыхалась на утреннем ветру тенистая зелень высаженных в аккуратном саду по обратную сторону здания густых кустов сирени. От улицы сад отделяла высокая чугунная, как в скверах на проспекте, изгородь, за ней просматривались плотно стоящие друг к другу серые дома, а над их крышами, на горе, на вершине серой скалы, в свете радостного утреннего солнца светлели грозные крепостные стены. Как помнил из путеводителя Вертура, это была крепость Гамотти. Построена она было еще пятьсот лет назад, в годы основания Гирты на высокой скале в устье реки так, чтобы прикрывать первые городские кварталы, что в те времена строились только по северному берегу реки от вторжения или обстрела с залива.
Несмотря на ранний час, в комендатуре уже было людно. Повсюду хлопали двери, перекликались хриплые голоса, проминаясь под множеством ударяющих в него сапог, громко скрипел потертый паркет. Спешили курьеры и вестовые, в кабинеты начальства уже выстроились очереди просителей и должностных лиц.
Выглянувшее из рассветной дымки, уже начинающее припекать утреннее солнце било в просторные окна, заливало длинный, от края до края здания комендатуры коридор, веселым летним светом. Отражалось в натертых ручках высоких дверей, начищенных кранах газовых рожков и блестящих латунных табличках с инициалами руководителей, названиями отделов и подразделений.
— Бухгалтерия — зевнув, бессмысленно уставился перед собой детектив, прочел вслух на одной из распахнутых настежь дверей.
Там, за ними, просматривался большой зал с высоким потолком, заставленный шкафами с папками и столами-бюро, просторные окна смотрели в сад. За ними, через кроны деревьев светлело глубокое и пронзительное синее небо — окна отделов и кабинетов выходили на западную сторону комендатуры в приятную уютную тень под горой, а длинного проходного коридора — на восточную, на плац и проспект Рыцарей, туда, откуда сейчас светило, слепило глаза солнце, поднималось над темными стенами кварталов, крышами, башенками, куполами церквей и колокольнями Гирты.
С южного торца здания там, где к нему примыкала башенка с третьим этажом, проход перегораживала массивная и высокая, крашеная белой краской дверь с двумя латунными табличками: «капитан Валентин К. Тралле» и «отдел Нераскрытых Дел», тот самый, в котором и служили лейтенант Турко и Фанкиль и к которому и был приписан детектив.
Именно к этой двери позавчера вечером привел его попутчик, шериф Гассе, что доставил его на своем дилижансе до Гирты, сопровождая какой-то важный груз, о содержании которого Вертуре знать не следовало. Тогда еще детектив запомнил — как бы невзначай шериф шепнул ему, что если понадобится, его при любых обстоятельствах вывезут из Гирты, главное оставить на почтамте в ящике до востребования кодовое слово, из чего Вертура еще раз заключил, что шериф и есть самый настоящий шпион и агент королевской контрразведки.
За дверью был просторный зал с окнами на три стороны: на плац, в сад и с торца здания на реку. В зале было несколько шкафов с бумагами и приборами, столов и массивных, необычайно тяжелых и крепких стульев, диван, который Фанкиль запретил раскладывать, иначе он сломается, вешалка с кучей беспорядочно накиданными поверх пахнущих лесом и костром плащей и курток и массивная, квадратная, с матовой стеклянной заслонкой печь. Но больше всего Вертуру поразила огромная и темная, почти от пола до потолка, так не сочетающееся с общей казенной обстановкой, висящая между окон на стене на другом конце зала, прямо напротив входной двери, картина.
Темный шпиль собора Последних Дней, того самого, который детектив рассматривал вчера утром с моста, пронизывающий пурпурное в вышине, но охваченное заревом пожарища понизу, небо и бело-рыжие хвостатые звезды, стремительно летящие наискосок к темным, сумрачным кварталам и крышам Гирты. Что-то зловещее и захватывающее одновременно было в этой картине, и, увидев ее позавчера вечером в первый раз, детектив еще очень впечатлился, подумал, зачем она здесь.