Детектив в белом халате. У каждой болезни есть причина, но не каждому под силу ее найти

Продолжая прижимать телефон к уху, я кладу голову на стол, понимая, в каком затруднительном положении я оказался. Я не терапевт мистера Сеймура. На самом деле я лишь врач на один раз, который окажет ему услугу за деньги. И все же мой внутренний моральный компас говорит мне, что я не могу выкинуть его из кабинета, даже не попытавшись ему помочь. Но как я могу помочь? Я думаю об этом, продолжая разговор с его терапевтом, которого явно достала эта ситуация. Мне хочется сказать ему, что он все равно обязан помочь пациенту, даже если его все раздражает. Я воздерживаюсь от этих слов, как воздерживаюсь и от проявления солидарности с ним.

План составлен: его терапевт свяжется со скорой психиатрической помощью, которая постарается связаться с мистером Сеймуром на этой неделе. Я не буду подписывать медицинское заключение, и, следовательно, не позволю ему оказаться где-то, где деревьев больше, чем в местном парке, которому, однако, тоже требуется спасение. Это значит, что он потеряет много денег, не использовав дорогой билет на самолет.

Я кладу трубку и чувствую разочарование, хотя понимаю, что больше ничего не могу сделать. На самом деле могу, но это вряд ли одобрит администрация клиники (опять). Я открываю дверь и приглашаю мистера Сеймура. Он входит. Садится. Смотрит на меня. Затем на форму заключения. Неподписанную. Я наклоняюсь к нему и наношу необходимые удары: «Хорошая новость в том, что эта консультация будет для вас бесплатной. Однако плохая новость, мистер Сеймур, в том, что я не подпишу форму». Я делаю паузу, ожидая цунами гнева, разочарования и недовольства. Он несколько раз моргает. Хмурится. А затем просто говорит: «Ладно». Я задерживаю дыхание. Ничего. Он грустно смотрит на меня. Я наклоняюсь к нему чуть сильнее и, качая головой, объясняю, что мы с его терапевтом опасаемся, что он не очень хорошо себя чувствует. Он снова кивает и не проявляет решимости вступить со мной в бой. Возможно, он понимает, что с ним не все в порядке и что поездка в Южную Америку — это импульсивная попытка сбежать. Быть может, он никогда и не думал, что это действительно произойдет.

Для этого пациента я врач на один раз, который окажет услугу за деньги.

Я чувствую себя паршиво, наблюдая за тем, как он складывает и убирает в карман листок бумаги. История, произошедшая на прошлой неделе, повторилась. Он говорит, что просто хотел помочь. Я ему верю. Его печаль передается мне. Я чувствую ее. Мне очень хочется сказать ему, что однажды он непременно полетит туда, но я не знаю этого наверняка и не хочу давать ему ложные надежды. Я вряд ли еще раз загляну в окно жизни мистера Сеймура, поэтому проглатываю слова, которые вертятся у меня на языке, и просто говорю: «Знаю, что вы хотели помочь». Я объясняю, что психиатры свяжутся с ним на этой неделе, и убедительно прошу его не пренебрегать ни их помощью, ни помощью терапевта (однако предлагаю найти терапевта, который будет с большим пониманием относиться к его нуждам). Мистер Сеймур спрашивает, могу ли я быть его постоянным терапевтом. Я качаю головой и отвечаю, что, к сожалению, это невозможно. Я пишу письмо авиакомпании в слабой надежде, что мистеру Сеймуру удастся вернуть хотя бы часть стоимости билетов. Он уходит как в воду опущенный.

Если бы мы находились в государственной клинике и он был бы к ней прикреплен, то я мог бы пригласить его на прием завтра, сделать его своим пациентом и оказать ему поддержку, необходимую в такой сложной ситуации. Однако он уже прикреплен к другой клинике (нельзя прикрепиться сразу к двум), и о нем должны позаботиться врачи оттуда. В мире частной медицины и конкретно в нашей клинике это невозможно. И мне это противно. До глубины души.

Среда, 12 декабря

Терапевт из государственной клиники, работающий под прикрытием в частном секторе… Именно так я чувствую себя сегодня. Большую часть утра я повторял клиентам, что им вовсе не требуются эти дурацкие дополнительные тесты и что им лучше обратиться к своим постоянным терапевтам, которые хорошо их знают. По сути, я лишаю клинику (и себя) заработка.

Свой человек.

В частной клинике я не могу просто так пригласить пациента на прием завтра и оказать нужную поддержку.

В данный момент передо мной сидит 39-летняя Харриет. Ее давно беспокоит тревожность, а в последние несколько недель у нее появилось учащенное сердцебиение. Естественно, ее это пугает. Расспросив обо всем подробнее, я узнаю, что эти новые ощущения появились, когда она получила повышение. Теперь Харриет возглавляет отдел в рекрутинговой компании и обязана приходить на работу раньше, а уходить позже. Она пытается впечатлить руководство, для чего вливает в себя кофе в неограниченном количестве. В остальном она здорова и находится в хорошей форме. Она не принимает никакие препараты, и в ее семье нет истории ранних сердечно-сосудистых заболеваний.