— Да, это хорошо, что вы понимаете. Польза от выстрела бывает только тогда, когда он неожиданный. Не говоря о крупных неприятностях, которые могли бы произойти — вплоть до угрозы жизни сотрудникам, гибели тиража и взрыва в помещении газеты.
— Конечно.
— И вы гарантируете конфиденциальность источника информации? Подумайте, это весьма, весьма важно. На вас может быть оказано безумное давление. Непредсказуемо… Вы готовы взять на себя ответственность?
— Да, гарантирую и отвечаю за себя. Никто никогда не узнает, откуда ко мне в руки попало… Что?
— Минуту. Сейчас получите… Я хочу уточнить и договориться твердо и окончательно: мы вам помогаем, верно? Вы сами просили — нам ничего от вас не надо — расстаемся, и вы забываете, от кого, когда и где… Этой встречи не было, Я вас не видел, вы никого не видели… Вы даете слово, и вы несете полную ответственность. Объяснять не надо, что значит дать нам слово? — раздельно и веско произнес депутат, прищурив глаза.
— Да… да… — легко поддакивал Борис и кивал головой на его вопросы, словно бы не прозвучали слова «нам ничего от вас не надо» и завуалированная угроза в конце тирады.
— Хорошо… Что скажете, господа, поможем хорошему человеку? И всему обществу нашему в борьбе с преступностью? У кого еще есть вопросы?
Приближенные смотрели доброжелательно, весело. Один спросил:
— Никогда раньше с Глебовым не встречались?
— Нет, не пришлось.
— С кем-нибудь из его людей, из его ведомства?..
— Нет, я ни разу не делал интервью или очерка об этом министерстве. — Борис обратился к депутату с предельно добродушным видом, в меру выпитый дома коньяк давал необходимую расслабленность и контроль над собой и над ситуацией: — Скажите, пожалуйста, какая выгода будет вам от поимки убийц?
Депутат секунду пристально посмотрел ему в глаза — это был взгляд-суд и взгляд-приговор. Бросил после паузы с небрежным спокойствием, сохраняя непроницаемую маску на лице:
— Я только что сказал: помощь в борьбе с преступностью.
Борис провел рукой по волосам, изображая раскаяние, спросил
виноватым тоном:
— А Глебов?.. Особые причины свалить его? Кто над ним и рядом с ним стоит? Какую область они… пашут: нефть? строительство? продажу земли? импорт спиртного?
Он нарочно к нормальным вопросам замешал заведомую глупость — его наивность произвела нужное впечатление: депутат, взамен выражения мрачной угрозы, слегка скривил губы в презрительной усмешке.
— Это — не надо, — он помахал вытянутым указательным пальцем, — не вдавайтесь в это.
— Простите, я больше не буду — мне как журналисту интересны любые подробности.
Депутат оглядел свою команду:
— У кого-нибудь есть возражения?.. Отдаем?.. Человек больно хороший…
— Да. Да, — подтвердили несколько голосов.
В это время Борис размышлял о том, что никто из приближенных не осмелится пойти с ним на контакт и разъяснить истинные пружины этой акции. О бескорыстии смешно было говорить. Подставка членов чужой группировки и вкупе с ними министра не могла быть случайной — вон какие ученые мужи собрались, мозговой штаб, все выверено, рассчитано до последней малости. Он был рад и горд, что они не подозревали, что он все понимает о них. Но ему нужны были факты, еще факты, относящиеся к их подноготной; все это было захватывающе интересно. Он посмеялся внутри себя: вся эта встреча по форме походила на типичное заседание Ученого Совета в каком-нибудь научно-исследовательском институте, он едва удержался от смеха, настолько комичной показалась метаморфоза с проведением и членами Ученых Советов за последние пять-шесть лет. Действительно, по форме все соответствовало правилам: докладчик, вопросы-ответы, прения, ни дать ни взять защита кандидатской диссертации. А может, докторской? Ставки были столь высоки, что защита тянула на докторскую.
Действуя по наитию, он провозгласил, будто бы обращаясь к предводителю, но рассчитывая на внимание остальной группы:
— Позвольте, я назову номер моего служебного телефона. На всякий случай. — И он громко, внятно дважды повторил цифры, втайне надеясь на какое-нибудь второстепенное лицо — впрочем, не обязательно второстепенное, любое, — имеющее резон совершить предательство. Домашний номер он не стал называть, потому что эти люди, во-первых, с легкостью могли его узнать, или уже знали, а во-вторых, они бы побоялись опасности подслушивания, хорошо понимая, что он будет взят под неусыпный контроль.
По знаку депутата Борису передали видеокассету, пачку фотографий и удостоверение советника министра, выданное на имя главаря лихоборской группировки. К сожалению, удостоверение оказалось не подлинником, а ксерокопией, что снижало его ценность и, возможно, превращало в сомнительную бумажку.
— Ничего страшного, — сказал депутат. — Вы отлично понимаете, что изъять удостоверение у… э-э… владельца, м-мэ… невозможно. Вам остается довериться… нам и не сомневаться в том, что ксерокопировано настоящее удостоверение… Никаких промежуточных этапов, никакой компоновки не проводилось. Посмотрите на фотографии: тот, что ухмыляется, — Руль, пахан лихоборский; вполоборота к нему Глебов, министр. Каково!
— Впечатляет…