Любимый еще спал, но, учуяв соблазнительный аромат, пошевелил носом и сел на диване.
— Фирменный глинтвейн «по-кузнецовски»! — возвестила я, подруливая к ложу больного с кружкой на подносе.
Не стала врать, что по рецепту папули, хитроумно поиграла словами. Я тоже Кузнецова, имею право назвать своим именем изобретенный кулинарный шедевр.
— А это?… — Любимый с сомнением посмотрел на задорно торчащую из бордовой жижи пластинку коры.
— Коричная палочка, — соврала я. — Просто развернулась.
Доверчивый опер залпом выпил мой фирменный глинтвейн, занюхал его сосновой корой и, из-за насморка не уловив разницы в аромате, удовлетворенно выдохнул:
— Ну, теперь точно к утру буду как новенький!
После чего отдал мне кружку (и кору), повернулся на бочок, сунул сложенные корабликом ладони под голову и засопел.
Оставив меня один на один с неведомым монстром!
Хотя я ведь про монстра ему ничего не сказала. Решила, что ночь как-нибудь продержусь, а у к утру у меня будет здоровый и крепкий защитник.
Но моральной поддержки все же хотелось прямо сейчас, и я позвонила тому, вернее, той, кто могла мне ее оказать.
Лучшая подруга, она же супруга моего родного брата и мать единственного племянника, взяла трубку после седьмого гудка.
— Не спишь? — спросила я.
— Не сплю, — согласилась она.
— А как там мой любимый племянник? — Я уже знаю, что беседу с ней лучше начинать с вопроса о малыше. Молодая мать сразу делается разговорчивой.
— Вот он как раз спит, — ответила Трошкина, ожидаемо оживляясь. — И твой любимый брат, к слову сказать, тоже. А меня ты разбудила, но я сама виновата, не надо было засыпать ухом на телефоне.
— Ты и Зяма спите в семь часов вечера? — удивилась я.
— Я и Зяма спим тогда же, когда и мелкий! Тебе еще предстоит это узнать, но я предупрежу: главная спортивная дисциплина для молодых родителей — синхронный сон! — Алкин голос сделался язвительным.
Мне стало совестно: вот кого нужно было отправить в отпуск на другой конец страны — сонную синхронистку Трошкину.
— А у тебя там что? — Она зевнула и извинилась: — Пардон.
— А у меня тут что-то странное.
Я рассказала Алке о шокирующей находке на тропинке и, чтобы не быть голословной, отправила ей фотографии.
— Да, это впечатляет, — посмотрев снимки, согласилась Трошкина. — Какой-то очень крупный ивановец…
— Кто? — не поняла я.
— Ивановец! Ну, последователь некогда очень популярного учения Порфирия Иванова. Ты разве не помнишь, я тоже как-то его практиковала?
— Ходила босиком и голодала? — припомнила я. — Еще здоровалась со всеми подряд, а бабушки во дворе сочли, что ты, бедняжка, в уме повредилась?
— Сами они повредились! — огрызнулась Трошкина. — Хороший метод оздоровления, и, кстати, недурной способ экономить. Убежденные ивановцы ни теплой одежды не покупают, ни обуви, такая расходная строка бюджета вычеркивается…
— То есть этот босоногий мальчик, возможно, еще и без одежды тут гуляет? — Я несколько напряглась.
Точно знаю, Кулебякину не понравится, что вблизи от нашего любовного гнездышка расхаживает нудист особо крупных размеров.
— Ты сказала — мальчик? А это еще одна версия! — обрадовалась Трошкина. — Ты обратила внимание, какая у него стопа?
— Огромная!
— И плоская! Намочи ногу, оставь на полу след и посмотри, какой он у нормальных людей — изогнутый, с отчетливо круглой пяткой и выемкой на месте подъема.
— Погоди-ка!
Я безотлагательно провела следственный эксперимент, только ногу мочить не стала. Просто присыпала плитку пола мукой и поместила на нее свою босую стопу, подтвердив:
— Ты права! У меня получился именно такой отпечаток. А на тропинке другая картина была, там след широкий, без сужения под сводом стопы. Как от ластов для плавания! Но что это нам дает?
— А ты знаешь, что для младенцев и маленьких детей абсолютно нормальными являются плоские стопы? — Молодая мать мигом оседлала любимого конька.
— Трошкина! Версия о том, что в зимнем сосновом бору бегает четырехметровый младенец, не выдерживает никакой критики!
— Это почему же? В скандинавском эпосе существовали великаны…
— Тогда придется допустить, что где-то рядом бродят его десятиметровые родители!
— Спят, наверное… — Алка в трубке мечтательно вздохнула и встряхнулась. — Ой, прости, я опять о своем. Так… А нет ли на снегу еще чего-нибудь, кроме следов?
— Чего, например? Потерянной погремушки из цистерны, набитой валунами?
— Нет, я имела в виду — какого-нибудь генетического материала.
— Кучки детской неожиданности размером с монгольскую юрту?!
— Да не язви ты! Сама же сказала — версию с младенцем бракуем, думаем дальше. Мне вот вспомнились байки о йети, таких огромных, мохнатых… И неизменно босоногих, а это значит — плоскостопых.
— Йети? Это которые снежные человеки? Их же вроде бы видели только в горах?
— Ой, да когда это было! Что за предрассудки! Почему современный йети не может жить там, где ему хочется? Это нарушение прав человека.
— Прав йети, тогда уж. Но ладно, предположим, это он. Что тогда?
— Рано делать предположения, маловато информации. Там у вас случайно колючей проволоки нет?
— Ни проволоки, ни вышек с автоматчиками, — опять съязвила я.