Она была нереально бледной, почти до синевы, и очень худой. Футболка висела на ней, как на вешалке, обнажая трогательно тонкие руки. Раньше она проводила в тренажерном зале восемь часов в неделю и ее тело выглядело мускулистым и одновременно женственным. Теперешняя Доун Лернер казалась жалким подобием той решительной девушки-полицейского, которую он знал.
— Ты так смотришь… — прошептала она, входя в дом, — я выгляжу настоящей уродиной, правда?
— Нет, — с сочувствием произнес он, — ты просто ничего не ешь, я угадал?
— Не могу. Все время тошнит, — по-детски скривилась она, — только вода и хлеб. Я и не знала, что так бывает… мне неоткуда было это узнать. Я никогда… не мечтала стать матерью. Да и какая из меня мать! Я ничего не понимаю в том, как…
— В чем? — переспросил Иезикиль. Он не спал всю прошлую ночь, думая, не берет ли на себя слишком много. Не совершает ли ошибку, которая разрушить ее жизнь и заставит его снова чувствовать вину. Доун Лернер. Из всех, кого он знал здесь, она выглядела самой несгибаемой, но на деле могло оказаться совсем иначе. Даже сейчас ее нервные движения и искусанные до крови красивые губы вызывали непреодолимое желание защищать. Заботиться. Он сам не понимал, что с ним творится я, впервые за долгое время им владела неуверенность.
— Как быть женщиной! — выпалила она, смутившись. — Я знаю, кто я есть, я — полицейский. Это мое призвание и моя роль. Все прочее… не для меня.
— А любовь, Доун — заинтересованно спросил он, — ведь ты же любишь отца и деда и… еще кого-то? Это то, что делает нас людьми, мужчиной и женщиной, матерью и ребенком… друзьями. Больше ведь ничего не надо.
Она печально улыбнулась.
— Когда ты говоришь, все кажется таким простым и понятным. Любовь… уж точно не она заставила меня совершить то, о чем я так горько теперь сожалею.
— То есть ты готова… сделать это? — тихо произнес Иезикиль.
Ее ответный кивок был твердым, но в глубине сапфировых глаз таилось что-то, чему он не мог подобрать названия. Вздохнув, он подал ей стакан с теплой жидкостью, издававшей приятный аромат трав и чего-то, похожего на мед.
— Это… поможет. Просто выпей. А завтра утром…
— Я понимаю, — быстро сказала девушка, беря стакан, — ты говорил, что это может быть опасно… чем?
— Я не врач в традиционном смысле этого слова, Доун, — осторожно проговорил он, — но ты можешь потом никогда больше не забеременеть.
Зажмурившись, она сделала большой глоток, стараясь ни о чем не думать. И в мгновение удивительной ясности поняла, что это не выход. Выронив стакан, она с ужасом посмотрела на Иезикиля.
— Я… не могу… я… — и разразилась бурными рыданиями, тупо глядя на осколки стекла у своих ног.
Из, обойдя разбившийся стакан, привлек ее к себе, почему-то тихо смеясь.
— Все хорошо, девочка, слезы — это хорошо. Ты переживала и сомневалась, но теперь все закончилось и все будет, как надо, — бормотал он, легко гладя ее плечи и спину, — я до последнего не знал, но ты… Доун, ты все сделала правильно. Я знал, что так будет.
— Мой ребенок… — проскулила она, удивленная его словами и тем, как он обнимал ее. Привычным движением, словно делал это раньше.
Иезикиль чуть отстранился и приподнял ее подбородок, заглядывая в полные слез и страха сапфировые глаза.
— Доун, милая, это просто отвар от тошноты. Я обманул тебя, признаюсь. Можешь разбить всю посуду в моем доме, кроме мисок Шивы. С твоим малышом все прекрасно. Пора сходить к настоящему врачу и посмотреть, как там она или он поживает.
— Обманщик Из, это что-то недоступное моему пониманию, — она, не в силах больше говорить, приникла к нему, уютно устроив голову на его плече.
— Ты… рада? — еле слышно проговорил он, прижавшись щекой к ее макушке. Пожалуй, нужно было отпустить ее, но он не мог себя заставить разжать руки. Может быть, отец ребенка, кто бы он ни был, все же будет рядом с ней?
— Я счастлива, — вздохнула она, — и все благодаря тебе. И твой отвар работает, меня больше не тошнит.
Они вместе расхохотались, наконец отстраняясь, но ощущение тепла и безопасности никуда не исчезло.
Джесси не было дома, так же как и ее неугомонных сыновей. Рон и Карл Граймс засели за проектом для школы, переругиваясь и споря до хрипоты. Лори позвонила и сообщила, что привезет его после ужина. У Сэма были уроки йоги и самообороны, Морган забрал его полчаса назад. Собственно, за этим она и заходила, спросить про младшего сына Джесс и уточнить, во сколько они завтра едут в строительный магазин.
Кэрол сняла балетки и только собиралась вылезти из пыльной майки, как раздался звонок в дверь.
«Кого это принесло опять, вот ведь любители ходить в гости», — подумала она, открывая.
— Преследуешь меня, пупсик? — спросила она, изучающе глядя на Дэрила.
— Да. То есть нет. В общем, ты предлагала рассказать, я думаю, что это и правда необходимо, — немного сумбурно заговорил он, пряча глаза и крутя в руках пачку сигарет и зажигалку.
— Сменил гнев на милость? — она махнула рукой в направлении кухни.