Дети

Однажды на улице появились парни, шагающие строем и поющие. Все были в форме скаутов. Улица полна была звучанием их голосов, и некоторые песни они пели на иврите. Так неожиданно они вторглись в пространство узкой улочки, словно прямо из мира Зераха за черными очками. Но парни были настоящими, и песни звучали реально.

С их появлением, Зерах забыл очки Залмана, исчезла переплетная мастерская дяди Срулика. Зерах вышел наружу и присоединился к парням, шагающим в сторону ближайшей рощи – праздновать там Лаг Баомер – тридцать третий день сбора урожая, вязки созревших злаков в снопы по древней традиции Израиля.

Зераху было четырнадцать лет, год он работал у дяди, и тут грянула большая война, принесшая столько бед людям и несказанное везение его отцу. В течение двух военных лет отец обзавелся капиталом. Торговля кожей с русской армией принесло ему богатство. Он тотчас потребовал от первенца – вернуться домой. Чем он будет заниматься у дяди Срулика в возрасте шестнадцати лет, когда дяде война совсем не пошла впрок. Шнурок от ботинка не мог он добавить к приданому дочерей. И все же Зерах не оставил дом дяди Срулика, и не вернулся к отцу. Он продолжал каждый вечер составлять из стульев в кухне ложе, на котором проводил ночи, только добавлял скамеечку, по росту. Он уже стал инструктором сионистского Движения, и шагал во главе строя парней. Именно из-за Движения он не вернулся к отцу даже после окончания войны.

В восемнадцать лет он был совершенно самостоятельным, правда, с той же юношеской шевелюрой и пылающими глазами. Также и в отношении штанов ничего не изменилось. Правда, он ходил в шортах, и не было нужды их приноравливать к обуви, но и короткие штаны были ему не по мерке. Отец решительно требовал, чтобы Зерах вернулся домой. Отец воплотил свою мечту и основал в городке школу на иврите, и Зерах должен был там преподавать, ибо был единственным, кто владел священным языком. Но Зерах готовился осуществить абсолютно другие, свои мечты. В тот год исчезли очки с лавки Залмана. Он ушел из жизни, и его вдова Зельда открыла в лавке небольшую чайную для извозчиков и мелких рыночных торговцев. Зерах торопливо распрощался со всеми – даже с отцом, матерью, братьями и сестрами, и вырвался в большой мир, не выбирая дороги, с одним желанием – добраться до Израиля. Скитался Зерах по всевозможным дорогам Европы. Сертификата на въезд в страну Израиля у него не было, а скитаться он мог вдоволь. Денег у него не было, но это его меньше всего волновало. В одежде он был неприхотлив, вел аскетический образ жизни, немного еды и немного наличных он мог найти везде, где проживали евреи, ибо странствовал он только в их среде. Ему было о чем им рассказать, знал он их язык или не знал, выражения на идиш, восклицание из молитвы – «Слушай, Израиль» – «Шма, Исраэль», связывало с ними мгновенно в любой стране. Зерах довольствовался малым, не пил вина и не курил, проповедовал возвращение к природе, к земле, к простому труду на Святой земле, и обычно завершал свои речи песней на иврите, если не мог получить то, что ему требовалось. Не то, чтобы у него был приятный голос, но в нем всегда ощущалась душевность.

Побывав в Вене, он решил попытать счастья – попасть в Германию. Дорогу туда проделал в товарняке, в вагоне с нехорошим запахом и надписью на дверях: «Осторожно! Скот!» Большого удовольствия поездка не принесла, но, несмотря на все это, он благополучно и в хорошем расположении духа добрался до намеченной цели – Берлина. Сразу же выяснилось, что не он один халуц в германской столице. Из того же Движения опередило его тринадцать парней, большинство из которых странствовало, как и он, по Европе, в надежде добраться до Израиля. Некоторые же из них прибыли из Израиля в Европу от рабочего движения – для учебы или по разным поручениям. Все, естественно, собрались в одну группу и вместе поселились в квартире, в западной части Берлина, назвав место «Гнездом тринадцати».

Все члены гнезда начали прочесывать город, собирая каждую крупицу доброй воли, каждую песчинку Торы, каждую крошку мысли. Все приносили в дом. Гнездо было похоже на амбар. И он наполнялся впечатлениями, идеями, теориями. Германия двадцатых годов была большим плавильным котлом идей, течений, мнений во всех областях жизни. Чего только не было в этом котле!