Дети

– Поверь мне, Гейнц, – прерывает Эрвин внутренние голоса Гейнца, – мне нечего больше делать. Я не могу сбежать от самого себя. – Тоска в голосе Эрвина свидетельствует, что он отключил себя от нормальной жизни. И долгая, глубокая дружба, связывавшая их, не в силах вернуть его к жизни. Гейнц не может выдержать выражение лица Эрвина, не сумеет вынести их расставание. Пальцы его беспомощно вертят пепельницу деда. Голос в душе снова нашептывает: «Это закон твоей жизни. Всех, кого ты любишь, ты обречен потерять... Герду, Эрвина, отца, мать. Нет! Смерть не забирает тех, которых душа твоя любит». Только теперь Гейнц чувствует эту силу в себе – силу абсолютного отречения. Отбрасывающим жестом, словно оставляя свое место, он отшвыривает пепельницу деда и говорит негромко:

– Что я могу для тебя сделать, Эрвин?

– Позвонить Эдит. Найти какой-то повод увести ее из дома в ближайшие часы. Я не в силах больше с ней встретиться.

Голос Эдит слышен с другого конца провода, и шепот ее доходит до слуха Эрвина. Он закрывает глаза. Голос в телефоне шепчет так же, как вчера шептал ему на холодной веранде ресторана.

– Ты устал, Эрвин. Пойдем домой, отдохнуть.

– Я прошу у тебя прощения, Эдит.

– За что, Эрвин?

– За мое грубое поведение, Эдит.

– Это не было грубостью, Эрвин. Это было твое отчаяние.

– Да, отчаяние.

– У меня одно желание – помочь тебе.

– Ты мне помогаешь, Эдит.

– Чем я тебе помогаю?

– Тем, что ты рядом со мной.

Гейнц кладет трубку, прерывая шепот Эдит:

– Когда ты придешь домой, Эрвин, Эдит уже там не будет.

– Если я принес ей страдания, то ничего плохого ей не хотел.

– Нет. Ничего плохого ты ей не сделал и не сделаешь. Благодаря тебе она излечилась от Эмиля Рифке.

– Она мужественно перенесет новое страдание, Гейнц. Она уже не та Эдит.

– Будь спокоен, Эрвин. Тебе нечего беспокоиться об Эдит, – Гейнц закусывает губы: он совершил грубую ошибку тем, что невольно слова его намекнули на Герду, и тень ее врывается между ними некой границей. Герда всегда была границей их дружбы. Они разошлись на этой границе, чтобы вернуться и снова на ней встретиться.

– Выпьем еще токайского, Эрвин, – говорит Гейнц с деланной бодростью.

Смотрит Эрвин на вино, колышущееся в стакане, и видит дрожащие руки Гейнца. «Надо быстро расстаться с ним и Гердой, без долгих прощаний». И пока Гейнц возится с пробкой от бутылки токайского, Эрвин делает несколько быстрых шагов к двери.

– До свиданья, Гейнц, – дверь захлопывается.

* * *

Незнакомые улицы богатого района города, тишина западного Берлина. Он сбежал сюда, ибо был уверен, что здесь не встретит никого, из друзей и знакомых. Есть у него еще некоторое время до часа, назначенного в телеграмме. Огромный мебельный магазин. В витрине – стол, заставленный парфюмерией, и огромное венецианское зеркало. Он видит себя в нем в новом дорогом пальто, из-под которого светят серые старые брюки и черные грубые ботинки. Фрида заставила его взять в дорогу роскошный чемодан Гейнца из светлой свиной кожи. Эта дорогая вещь внушала ей надежду, что он вернется. Не может быть такого, чтобы он не вернул Гейнцу чемодан.

– Ты скоро вернешься? – сказала она Эрвину, когда он известил, что ему предстоит короткая поездка, и голос ее был подозрителен, словно она хотела сказать ему: не добавляй нам бед, которых у нас и так немало.

– Ну, конечно, вернусь, – ответил ей уверенным голосом, – скоро вернусь.

Шершавая его рука держит чемодан Гейнца. Пальто и чемодан выглядят у него, как ворованные. На голове кепка, символ рабочей одежды. Две старые женщины проходят мимо. Кажется ему, они оглядывают его удивленными и даже подозрительными взглядами. Эрвин снимает кепку. В венецианском зеркале возникают его обгорелые волосы, и он испуганно возвращает кепку на голову. Нищий, просящий милостыню у прохожих, к нему руку не протягивает – Эрвин оскорблен. Паренек катит на велосипеде, наклонившись над рулем, беспрерывно звонит, раздражая прохожих. Дверь магазина распахивается. Странное существо выходит из магазина: большая круглая рекламная тумба из картона одета на этом существе. Только две ноги торчат из этой рекламной бочки-тумбы. Из узких щелей выглядывает пара глаз, тяжело дышащий рот. Языком плаката эта тумба-бочка возвещает о роскошной мебели торгового дома Хазнейгер, и выделяется торговый знак – охотник, чей лук натянут, а стрела направлена на убегающую крольчиху. Глаза Эрвина отвлекаются от бочки-тумбы и натыкаются на магазин мужской одежды. Мгновенное решение! Эрвин бегом пересекает шоссе и входит в магазин. Подозрительный взгляд изучает его с ног до головы.

– Чем могу услужить?

– Хочу купить костюм.

– У нас высокие цены.

– Прошу самый дорогой.

Из примерочной кабины Эрвин выходит в первоклассном коричневом костюме, и взгляд продавца светится услужливой улыбкой.

– Этот костюм вам очень идет. Сидит на вас без единой морщинки.

Но в зеркале он видит глаза продавца и отступает в удивлении: взгляд подозрительный, удивленный, смотрит на обгорелые волосы Эрвина и грубые ботинки, столь не подходящие костюму.