Дети

– Или да, или нет, – смотрит Фрида сомневающимся взглядом на сугробы снега в саду, которые, еще немного, погребут под собой, деревья, дом и все комнаты в нем.

– Может садовник расчистит хотя бы главную дорогу, – говорит дед.

– Что вы, господин, ревматизм в такие дни не дает ему разогнуться.

Одна и та же мысль беспокоит деда и Фриду: надо привести молодого сильного рабочего, чтобы он очистил тропинки и дорожки от снега, исправил бы несколько ослабевшие черепицы на крыше, уничтожил бы крыс, которые расплодились в подвале. Много признаков запущенности обнаружилось в доме в последнее время, и старый садовник не в силах все это исправить. Но никто в доме не подумает привести молодого сильного работника, ибо с его появлением старый садовник может почувствовать себя ненужным дармоедом. Можно немного и пострадать, но не огорчать любимого старика-садовника, который в этот миг входит в чайную комнату. Но дед даже намеком не напоминает ему о сугробах снега в саду.

– Садись с нами за стол и выпей чашку доброго кофе.

Тишина воцаряется в комнатке. Даже Бумба молчит, лишь нетерпеливо болтает ногами под столом. Тишина ожидания звонка в дверь, шеренги девиц, желающих служить деду. Но ни звука, ни звонка, ни голоса. Только кукушка выпрыгивает из настенных часов, возвещая половину одиннадцатого.

– Очевидно, – говорит дед садовнику, – нет людей, особенно горящих желанием работать, несмотря на то, что утром и вечером объявляют о том, что число безработных растет со дня на день. Верно, много мест для молодых поварих.

– Нет, – отвечает старый садовник, – безработица велика во всех отраслях, и среди мужчин и среди женщин, но... – и словно закусил губу, замолк. Глаза его бродят по комнате. И не успевает дед потребовать от садовника завершить фразу, как взгляд того останавливается на гонге, и он испуганно говорит:

– Что случилось с гонгом? Только вчера я его начистил, что не особенно трудно.

Отпечаток пятерни Эрвина видны на гонге, но никто его не подозревает.

– Это, верно, пальцы Иоанны, – восклицает Бумба.

– Ничего особенного, – смягчает дед вечные претензии Бумбы к Иоанне, – гонг для того и приобретен, чтобы развлекать детей, – и уже собирается продолжить разговор, как раздается громкий звонок. Бумба и Фрида вскакивают со стульев.

– Письмо-экспресс, – врывается Бумба в комнату.

– Герман, – серится дед, – этот человек просто не знает, когда писать.

Итак, письмо от дяди Германа, хозяина семейного дворца на холме в Силезии. Все свои письма дядя посылает только заказными, хотя в его письмах всего-то и говорится о хорошем здоровье семьи и об успешном бизнесе в Силезии. И он надеется то же самое услышать о семье деда в столице, и никогда не забывает добавить, что дождь или снег падает на крышу их почтенного семейного дворца, или так жарко, что от этого нет спасения даже в самых прохладных уголках дворца. Никогда не полагается дядя Герман на обычную почту, которой пользуются все граждане. И так каждому почтовому чиновнику известно, что автор этих писем не обычный человек.

– Закончили, – говорит дед, вталкивая письмо в карман, – завтрак, естественно...

Снова звонок в дверь, на этот раз долгий и настойчивый. Старый садовник встает и медленными шагами идет к двери.

– Как это ты пролил яйцо на рубашку? – неожиданно обращается с упреком дед к Бумбе, – большой мальчик, и все еще не умеешь нормально есть.

Бумба потрясен: это не похоже на деда – делать замечание из-за пятен на рубашке, и вообще, по таким мелочам. Но и он понимает, что дед в это утро нервничает, и вовсе не реагирует на слова деда. На ступеньках слышны тяжелые шаги, явно не девичьи. Дверь открывается, и садовник вводит в комнату парня, явно замерзшего и обсыпанного снегом, в куртке, подпоясанной широким кушаком, коротких синих штанах и тяжелых, подбитых гвоздями, ботинках. Снег тает на его вздыбленных волосах, и на лице, посиневшем от холода, множество веснушек. Несмотря на это, парень настроен явно решительно и готов к бою, так что дед забывает о поварихах и огорчениях в связи с их отсутствием, когда парень почти кричит, несмотря на одышку от ветра:

– Господин, я пришел...

Дед испуганно его прерывает:

– Что-то случилось с Иоанной?

Парень не обращает внимания на панику, которая возникла с его приходом. Очевидно, парень уже привык к подобному приему. На вопрос деда он не отвечает, ударяет каблуком о каблук, встает по стойке смирно и провозглашает:

– Я пришел для сбора пожертвований в Основной фонд существования Израиля. Каждый еврей обязан пожертвовать. Господин, вы – еврей. Если вы не знаете, что такое Основной фонд во имя существования Израиля, я готов вам объяснить...

– Я знаю, знаю, – прерывает его дед с большим облегчением, извлекает гаванскую сигару из пачки и подает ее садовнику, который тоже глубоко и облегченно вздохнул. Фрида опустилась на стул и тоже с трудом приходит в себя от испуга. Бумба с презрением смотрит на мокрый чуб парня, который и говорит точно, как Иоанна.

– Первым дело, парень, сними куртку, и сядь за стол, чтобы согреться, – говорит дед.