Дети-404

После мать М. отдала мне его телефон, и я первым делом зашла в сообщения, их диалог был примерно таким:

– А твои одноклассники знают?

– Что?

– Что ты гей?

– Нет, им это знать не обязательно.

– Тогда тебе лучше поменять школу :)

И далее было несколько фото этих отморозков, они стояли во дворе М. Целой толпой, утром в школе тоже ходили и суетились, будто ожидая чего-то.

За день до похорон я была в школе, естественно, никакая, подавленная полностью, на следующий день после обеда назначены похороны. Естественно, я начала отпрашиваться, но слова учителя, казалось бы, адекватной и взрослой женщины, повергли в шок: «Зачем? Куда ты намылилась? Забудь о нем и сиди на месте, таких вообще надо при рождении отстреливать». После этого я встала и ушла, через пару дней забрала документы, даже несмотря на то, что было начало года.

Вы скажете, почему он не вызвал полицию, а я скажу, что полиции все равно в большинстве своем. Каждый день в нашей стране унижению, моральному и физическому, поддаются такие, как я и мой друг. Это считается здесь нормальным.

Напоследок хочу сказать, что нужно быть предельно осторожными. Нынешние дети хуже взрослых и готовы глотку перегрызть не таким, как они сами.

На этом все, и всем спасибо за уделенное внимание. Будьте сильными, но осторожными, мы есть, и нас много.

Черри

Она верила, что родители примут ее

Знала девушку-лесбиянку, которая покончила с собой из-за того, что не была принята в семье. Родители отобрали все средства связи, запретили общаться с психологами, начали активно водить в церковь, думая, что смогут ее изменить. Она не выдержала всего этого.

Мы общались всего несколько лет, но она была чудесным человеком. На тот момент ей было 16 лет, она хотела поступить в театральный колледж в своем городе.

Ее семья была очень верующая, патриархальная. Христиане. Она совершила камин-аут, и с того момента, как бы это ни звучало, ее жизнь превратилась в кошмар. На самом деле она верила, что родители примут ее такой, какая она есть, и не побоялась рассказать им о своем мировоззрении. Она рассказала и о том, что ей нравятся девушки, и о том, что она поддерживает идеи феминизма. Ее отец и раньше бил ее за неповиновение, но начал делать это только чаще и сильнее. Ее стали постоянно водить по врачам, водить в церковь. Запретили общаться, отключили Интернет, отобрали телефон. После нескольких месяцев такой жизни она покончила с собой. Откачать не успели. В то самое тяжелое время мы не общались, только потом я узнала от нескольких общих знакомых, которые были близкими друзьями семьи.

В. Т.

У них все только начиналось. И все было так хорошо

Мой друг, когда ему только исполнилось 19 лет, покончил с собой в общежитии универа. Точно никто не может сказать, из-за чего это произошло, но его, как выяснилось, очень прессовали знакомые-гомофобы и очень хотела вылечить мама, которая, как казалось первое время, смогла принять его «инаковость». Случилось это два с лишним года назад.

Мы с ним из одного города и из одной школы, где, собственно, и познакомились. Он чуточку младше меня, поэтому я уехала в другой город учиться на год раньше, после – он поехал в Питер, всегда мечтал об этом. Думал, что там-то его точно ждет свободная жизнь.

Поступил в Политех. Учился, тусовался, встречался с мальчиками. Работал в «Малевиче» одно время, хотел пойти на курсы визажистов. Открылся перед мамой – она у него очень строгая, даже сухая женщина, истово православная. Для нее это был, конечно, шок. Обещала увезти его в Архангельск (это наш областной центр, туда всех в больницы везут), «лечиться». От «этой дури», понятное дело. Потом, после объяснительных бесед и совместного просмотра фильма «Молитвы за Бобби», вроде как стало получше. Мама подуспокоилась. Когда мы виделись последний раз, заметили с подругой не вполне зажившие рубцы на руке – «Я хотел сделать это, но у меня не получилось». Обещал, что больше такое не повторится.

А потом у меня в памяти все идет на перемотке. Его день рождения, я его поздравляю, мы болтаем в скайпе, и он даже улыбается, прошло полмесяца – и его не стало. Он смотрел с другом кино в общежитии, ночью. Сказал, что выйдет на пару минут. И больше не вернулся.

Он никогда не признавался, что ему больно и плохо. Всегда улыбался.

А потом он лежал на кладбище такой синий-синий, было холодно в декабре, и мама захотела похоронить его в деловом костюме и с каким-то ужасным зачесом, он так почти никогда не одевался и уж точно не зачесывался. И его молодой человек так плакал, когда мы говорили с ним по скайпу! И рассказывал, что у них все только начиналось. И все было так хорошо. Но были какие-то стремные знакомые, считавшие себя вправе совать свой нос в чужие дела и в чужую постель. А он такой был нежный и ранимый и все воспринимал так близко к сердцу!

И мне до сих пор кажется, что все это случилось вчера или на прошлой неделе.

Светлана А.