Дети ада

Соня все-таки сжалилась над товарками: сверху щедро просыпала крошки, потом выпустила из цепкой черной лапы исклеванную корочку. Блестя повеселевшими черными горошинами глаз снова стала смотреть на людей, а потом виртуозно спланировала с сосны прямо к их ногам. На этот раз Андрей Семенович пожаловал вороне целый бутерброд с колбасой. Из рук она брать не стала, тогда он бросил его на песок неподалеку, как раз между лодками и ими. Соня вперевалку подошла, глаз она не спускала с них, прежде чем взять в клюв угощение, благодарно каркнула, ей тут же отозвались следящие за всем происходящим подружки. Ворон люди привыкли называть женским именем, очевидно потому, что самцов и самок у них не различить, так же, как лесных черных ворон. Иван вспомнил, что в детстве серых ворон считал самками, а черных воронов их мужьями. Это когда он ездил летом с родителями в деревню.

— Если бы к кому-нибудь... — Глобов налил коньяку, выпил и, не закусывая, продолжал. — Она ушла не к мужчине, а к женщине. И не очень красивой, но зато волевой и мужественной по облику. Ходит в брюках, носит короткую прическу, спортивная фигура, владеет каратэ, — улыбнулся и закончил. — Так что к ним теперь и не подступишься!

— Я по телевизору в информационной передаче видел у Смольного демонстрацию представителей сексуальных меньшинств, — вспомнил Иван. — Обратил внимание на красотку, очень похожую на Натали. В руках — плакат с какой-то чепухой. Мне и в голову не пришло, что это она.

— Впервые от вас слышу, — помрачнел миллионер. — Неужели она на такое способна?

— Скорее всего — это не она.

— Знаете, что мне по телефону сказала Натали: мол, я в любое время могу приехать к ним на квартиру и вместо ее одной получить сразу обеих. Они что, эти лесбиянки, могут и с нами и между собой?

— Вы знаете, я не специалист...

— Некоторые гомосексуалисты имеют жену, детей и встречаются с себе подобными. От них, да наркоманов, как пишут, и пошел этот СПИД.

— Из Африки его в Штаты, а потом и в Европу, завезли, — сказал Иван. Он про эту страшную болезнь века много читал. Еще до встречи с Аней стал опасаться Лолы Ногиной — своей единственной женщины после ухода жены. Не слепой, знал, что крутозадая блондинка встречается не только с ним... Замечал на ее белом теле синие пятна от рук, иногда засосы. После таких «открытий» подолгу избегал ее, но привычка, да и молодость, брали свое и снова звонил...

— Мне Бобровников толковал, что Тухлый педераст, да я не поверил, подумал, что он это по злобе, — вспомнил Андрей Семенович. — Мелкий бесенок-то его бывшую жену соблазнил, когда он загремел за решетку.

— Голубых в Петербурге хватает, — сказал Иван. Он мог бы кое-что порассказать про Болтунова, но когда его напрямую не спрашивали, предпочитал лишнюю информацию придерживать при себе.

— Вот попал я в историю, Иван Васильевич? — Глобов снова налил и выпил. Он совсем не пьянел, только в глазах появился стеклянный блеск. На серебристое горлышко бутылки шампанского, торчащей из корзинки, уселась сиреневая бабочка. Усиками она обследовала фольгу, складывала и раскладывала нежные с синей окаемкой крылышки. Вороны под сосной все еще терзали бутерброд. На этот раз Соня не уединялась с ним на сук. Наверное, насытилась.

Иван дипломатично промолчал: история действительно необычная и тут трудно что-либо посоветовать Андрею Семеновичу, а помочь ему он был готов от всего сердца: после того, как он по-царски помог Антону Ларионову, отношение Рогожина к миллионеру стало самым лучшим. Друг писал, что у него словно крылья выросли: работать стало веселее, у него появились два помощника из демобилизованных из армии сержантов. Их из Украины турнули, потому что не захотели принимать присягу на верность красавчику Кравчуку, который явно искал ссоры с Россией. Адрес фермера подсказали им знакомые Антона, которым он сетовал на нехватку рабочих рук. Бывшие армейцы заверили Ларионова, что, если понадобятся еще люди, они напишут в часть и хоть целый взвод принимай!.. Ребята приехали сильные, работящие, с крестьянской жилкой. И местные притихли, теперь Антон сила. Когда был один, в Плещеевке можно было его клевать, а теперь их — отряд. Даже Зинка-почтарка умолкла и не поливает их грязью, правда, Таня заметила, что она тайком ворожит против них, но Антон однажды, нарядившись в черта с рогами, так пугнул ее в сумерках, что почтарка забралась в дощатую уборную и просидела там до рассвета, да и потом еще несколько дней животом маялась...