Дети аквамарина

— Потому что я не сказала вам самое главное. И самое страшное. Гемоглобиновая кровеносная система матери и гемоцианиновая плода вступают в конфликт к концу второго месяца беременности. Гематоплацентарный барьер не может защитить организм женщины от отравления соединениями меди. Предположительно летальность составит двадцать — двадцать пять процентов. И в любом случае здоровье роженицы будет необратимо подорвано, забеременеть повторно она не сможет. Когда начнут рождаться кианетики, «Генезис» обнародует всю правду. Нас не простят, но, надеюсь, поймут. Я делаю ставку на материнский инстинкт. Конечно, и отказов будет много. К этому Программа Сохранения Вида готова. Когда появится поколение кианетиков, мы сможем его вырастить и воспитать. Но пока нужно хранить секрет. Женщинам придётся заплатить слишком высокую цену ради спасения человечества. Никто не согласится на такое добровольно. Вы бы согласились?.. — Раймон запнулась. Поправила себя: — Вы согласитесь вынашивать кианетика, зная теперь всю правду? У вас есть неделя, чтобы прервать беременность и спасти себя. Простите.

Ведро холодной воды, опрокинутое на голову. Хуже — Дану словно целиком вморозили в ледяную глыбу. Только у замороженных не выступает испарина, а она ощущала, как холодные капли скатываются по спине и груди, гигроскопичный материал комбинезона не справлялся. Услышанное было... нет, «ужасно» — неподходящее слово. Катастрофично — для человеческой цивилизации и для неё персонально. Дана думала, что готова ко всему, к любой правде. Ошиблась.

Раймон терпеливо ждала. Сколько длилось молчание? Минуту? Две? Дольше? Может быть, дети в саду закончили пить какао, ушли на тихий час или вновь занялись играми? С неожиданной чёткостью Дана поняла, что ребёнок у неё под сердцем родится таким же синеволосым, лиловокожим... и у него будет собственный котёнок — живой, а не синтетическая игрушка. Она спросила:

— Фауста, у вас есть дети?

Впервые за время их знакомства на лице сопредседателя отразилась эмоция. Вопрос явно озадачил её, но она ответила:

— Нет. Для меня это всегда было непозволительной роскошью.

— Тогда понятно. Понятно, почему материнство для вас нечто умозрительное, всего лишь «инстинкт».

Раймон была умной женщиной, «разжёвывать» мысль для неё не требовалось.

— Считаете, женщины согласятся рисковать жизнью, жертвовать собой ради потомства? — в голосе её звучало нескрываемое сомнение. — Не спорю, история богата подобными примерами. Но всё же... Мне кажется, это не столько осознанная потребность, сколько наследие животного мира, из которого мы вышли. Современный человек — существо скорее социальное, чем биологическое, продукт цивилизации, коллективного морально-этического воздействия. Приобретённое всё сильнее довлеет над врождённым, разум — над древними инстинктами, свобода выбора — над потребностями вида, индивидуальный эгоизм — над коллективной целесообразностью.

Она провозглашала бесспорные истины и не понимала, что каждой новой сентенцией противоречит себе. Человек, создавший Программу, призванную защитить вид Homo sapiens от последствий эгоистичных поступков отдельных его представителей, была законченной эгоисткой, не сомневающейся в своём праве решать за всё человечество.

Дана улыбнулась. Озноб прошёл, сковывавшая её ледяная глыба исчезла. Она приняла решение окончательно и бесповоротно, ничего сложного в этом не было. Захотелось вернуться к окну, ещё раз взглянуть на детей. Но прежде она ответила напряжённо ждущей вердикта собеседнице:

— Вы правы, мы больше не часть животного мира, управляемого инстинктами, послушного воле вожаков. Мы — люди. Именно поэтому у женщины должно быть право выбирать будущее своих детей, — у каждой в отдельности и у всех вместе.

Малышей в садике не оказалось — ушли на тихий час. Собака и кошка с котятами тоже куда-то подевались. Зато на ветке дерева — как раз перед окном, у которого стояла Дана, — сидела небольшая матово-чёрная птичка с белым надхвостьем и светлой полосой на крыльях. Карий глаз удивлённо смотрел на молодую женщину. Видеть людей птице доводилось не часто.

— Мы вернёмся, — шепнула ей Дана. — Обязательно вернёмся, просто выглядеть будем немного иначе. Мы изменимся, и не только внешне, — станем умнее. Я надеюсь.