Воздух разрезал свист и медведь внезапно шарахнулся, почти вонзив клыки Матвею в глотку. Собиратель вышел из ступора и быстро попятился назад, а когда оказался в полуметре от ревущего зверя, то заметил в его лопатке пластиковое оперение красного цвета.
Не прошло и несколько секунд, как новая стрела вылетела из лесной гущи и проткнула толстую шкуру животного в области шеи.
Ранение оказалось смертельным.
Медведь с грохотом рухнул у подножия дерева, на который пытался взобраться собиратель, но все еще продолжал громко дышать. Именно в этот миг появился Лейгур с луком наперевес, в его руке сверкнуло лезвие топорика. Не торопясь, он без единого слова подошел к цепляющемуся за ниточку жизни зверю и всадил лезвие топора между двух маленьких черных глаз. Массивные лапы свело судорогой, туша дрогнула, и могучий медведь окончательно издох.
Облегченное дыхание вырвалось из груди Матвея.
— Вот и поохотились, — произнес Лейгур, выдирая окровавленную стрелу.
Юдичев все никак не мог не нарадоваться:
— Ты только посмотри, а? Нет, ну ты только посмотри! Здесь мяска-то хватит до самой Антарктиды!
Он присел на корточки и провел ладонью по сырой, грубой шерсти на брюхе зверя, а затем, наметив место в нижней части массивной шеи, резко вонзил туда лезвие.
— Вовремя же ты очнулся, исландец. — Теперь его рука дергала нож, пытаясь разрезать плотную шкуру в области паха. — Но было бы еще лучше, очнись ты, например, вчера часиков эдак в десять утра. Нести тебя, признаться, то еще испытание. Спина до сих пор ноет!
Лейгур сидел рядом с Матвеем на стволе упавшего дерева, и осторожно вдавливал пучки мха в глубокие и обжигающие порезы на плече собирателя, оставленные медвежьими когтями.
Неожиданно исландец произнес усталым голосом:
— Двенадцать.
— Что двенадцать? — отозвался Юдичев.
— Столько раз ты пихнул меня в ребра, ноги и живот, пока тащил.
Чавкающий звук, разрезающий свежую плоть, затих. Юдичев уставился на Лейгура непонимающим взглядом.