- Скажи, что мне делать, отец? – прошептал он, сжимая в руках рукоять меча с изображением Аспилуса. – Я не могу дальше идти путем, что ты выбрал для меня. Я не выполнил наказ. И не могу служить улхурской царевне, не могу…
Ларенар больше не слышал голоса магистра Наррморийского. Связь между ними прервалась, когда Немферис сказала о его настоящем происхождении. Это стало переломным моментом. Пусть прежде он подозревал о связи со страшными подземельями, но правда глубоко поразила его. Померк свет Аспилуса - Ларенар стал арахнидом, сыном Зверя. Мог ли такой служить Лучезарному? Нет. Врата в обитель Гонориса закрылись навсегда. Так глубоко запустил в душу ядовитые клыки обитатель холодной бездны, что тень его заслонила сияющие небеса обители Лазоревого божества.
Послушник горько сожалел о том, что позволил улхурке обратить его в свою страшную веру. И не видел выхода…
- Я предал тебя, отец, - вновь с тоской зашептал он, - предал дело всей твоей жизни. Ради чего? Ради безумных чувств к жестокой арахниде, которую теперь ненавижу…
Дрогнуло сердце. Огнем обожгло душу, наполненную холодным безмолвием отчаяния.
- Ларенар?
Еще не веря себе, он медленно оглянулся.
Она стояла невдалеке, низко опустив голову и прижимая к губам стиснутые руки.
Стремительно поднявшись, послушник сделал навстречу несколько шагов и остановился.
- Как ты нашла меня?
Немферис быстро глянула на него и снова опустила голову.
- Это было не сложно.
- Да, я забыл, что для чар твоих нет преград.
Царевна вздохнула и сбросила капюшон, который накинула на голову.
- Я больше не боюсь солнца, - несмело улыбнувшись, проговорила она.
Наррмориец прищурился.
- Рад за вас, госпожа. Может, вы когда-нибудь даже сможете почувствовать себя человеком.
Немферис шагнула к нему.
- Ты сердишься на меня? - спросила она мягким, проникновенным голосом.
- Сержусь? – неожиданно взорвался он. - Ты убила на глазах у всех собственного мужа! Даже звери не убивает просто так. И только арахниды делают это на своих ритуалах! Кому они нужны, ответь? Демон, что давно упился человеческой кровью, больше не нуждается в ваших жертвах, но вы продолжаете их приносить! Для чего? Вы сами, служительницы бесов, стали врагами всего рода человеческого. И достойны только … смерти!
- И я?
- И ты! Сколько людей ты уже убила? Женщина должна дарить жизнь, а не отнимать ее!
- Они угрожали моим близким! – прекрасные глаза царевны наполнились слезами. Теперь, когда он обвинял ее, она понимала, что это неправильно, но осознавала это только сейчас. Будь у нее шанс все вернуть – она не поступила бы иначе.
- Да. Но кто из нас был твоим врагом? А ты бросила всех, оставив среди этих черных потусторонних выходцев, хотя могла…
Он осекся.
Преодолев, наконец, странную робость, царевна подошла и опустилась у ног наррморийца.
- Сядь и послушай.
Он никак не мог привыкнуть к незнакомо-нежному тону ее всегда холодного голоска, и теперь невольно повиновался.
- Этот человек никогда не был мне мужем, - заговорила арахнида, открыто посмотрев ему в лицо. – И не понятно, почему ты жалеешь того, кто считал тебя заклятым врагом. Не перебивай, прошу. Врагом он был и для меня. Оставь я его в живых, он не преминул бы избавиться от опостылевшей супруги, которая стала бы тяжкой обузой для принца там, в Дэнгоре, где его уже ждала другая жена. Да и тебя не миновали бы позор и казнь за предательство. Ты прав, - смиренно продолжала она, - я бросила вас на Тропе. Я каюсь. Мне стало страшно! Никто из вас не мог в ту минуту защитить меня.
- С амулетом в руках, вы не подвергались опасности, госпожа, - вновь вспомнив о том, что он послушник, почтительно заговорил Ларенар.
- Но ведь Стражи отпустили вас сразу после моего бегства! Им была нужна я! Жрецы, что люто ненавидят Арахна, убили бы его любимую дочь!
- И вы знали, что они нас не тронут?
Немферис кивнула:
- Ведь они не тронули вас?
- Ва-Йерк остался с ними.
- Потому что хотел этого! – подхватила она, но вдруг побледнела и отстранилась, как будто не желая больше говорить.
- Что с вами? – спросил он, удивленный такой переменой.
Она покачала головой, обращая к нему влажные, искрившиеся, неотразимые глаза.
- Мне тяжело видеть твою холодность, Ларенар. Неужели в твоем великодушном сердце нет для меня прощения?
Он глубоко вздохнул, поняв, что никогда не винил царевну. Ни в чем. Никогда, по-настоящему. Ему просто невыносима казалась мысль, что он потерял ее. Теперь же, когда Немферис вновь была рядом, с надеждой, как милости прося его о прощении, ему стало трудно вспомнить о той мгновении, когда готов был ненавидеть. Обиды, отчуждение, непонимание – все прошло, утонув во всепоглощающей нежности, которая вновь хлынула в истосковавшееся сердце.
- Простите меня, госпожа, - с покорностью проговорил он. – Мне стыдно за малодушие, и я не понимаю, как мог обвинять вас в нежелании разделить с жалкими рабами их плачевную участь. Долг мой – отдать за вашу жизнь свою.
Она улыбнулась.
- Ты нужен мне живой. Я не могу без тебя.