У индоевропейцев зеркальная до наоборот картина, вся главная начальная суть в мужском начале, в Y-хромосоме. После раскола и исхода, когда основная, консервативная, а значит, и лучшая женская половина осталась, воин-кшатрий захватывал не столько новые народы, сколько новых жен. И если он давал новому поколению свое имя, то кровь в него вливала другая женщина, другого рода и другой расы, и та же мудрость природы – две женские хромосомы на одну мужскую. И уже не важно, что индоевропеец уничтожал своих врагов, воинов-производителей или даже все вражеское мужское население, результат все равно был в пользу X-хромосомы. Точно по той же пословице «неважно, чей бычок, теленок все равно будет наш», может, «наш» не в прямом родовом земном смысле, но в смысле эргрегора, небесного Рода. Индоарийцы почернели до дравидов и персов, хетты просто исчезли в семитском море, эллины покорили Азию и стали новогреками-старотурками. Рим владел миром, и покоренные им семитские средиземноморские племена стали романской Европой. Общество, основанное на второй касте воинов, общество, основа и богатство которого скот, вырождено на священное табу священной крови, и это кровь сородича, и кровь врага, и кровь животного. И эта традиция кочевника, лишенная священного табу, ведет к потере крови, к самоуничтожению. Мы видим путь-дугу кшатия-индоевропейца после Аркаима – Центральная Азия, Средний Восток, Передняя Азия, юг и запад Европы и полное самоуничтожение за несколько тысяч лет, остался последний осколок, германская раса и север Европы. Но ядро традиции осталось неизменно. Англосаксов не спас даже остров, сила традиции сильнее, и они поплыли мешать кровь по континентам. Удивительно даже для кочевника, с какой легкостью белый мужчина растворялся в крови черных женщин, поразительно, что англосакс везде, в Африке, Австралии, Индии, Америке находил свой дом и родину. Именно благодаря им метисизация приняла планетарный масштаб, но феномен США подтверждает закон священной крови и программу самоуничтожения. Но если англосаксы сами уже продукт метисизации, то главное ядро германской расы, германцы, тоже дождутся своего часа. Точка бифуркации наступила после Второй мировой войны, когда они сами, в здравом уме и ясной памяти, пригласили турка для «поднятия экономики». И мы опять видим, как мужчина-воин, тевтон, кшатрий неразборчив в крови, подавляющее количество смешанных браков – это немец и турчанка, тогда как обратный процент ничтожен, белая женщина генетически более консервативна и традиционна, именно она принимает в себя и выносит через себя чужую программу, чужой генокод. В ней явным образом работает инстинкт сохранения вида, расы. Именно этот инстинкт заставил главное женское ядро северной расы остаться и не бежать на юг после гибели Арктиды. И именно женское ядро составило основу славянского, самого инертного, самого архаичного ядра северной расы.
Земледелец связан с Солнцем не только духом, но и телом. Вся его земледельческая жизнь проходит при свете солнца и под самим солнцем. Встает он рано вместе с солнцем на рассвете и ложится рано, с солнцем на закате, а между ними ведомый в поле под открытым небом, под оком солнца. Всю свою жизнь он пронизан солнечными квантами, он существует и может существовать только в электромагнитном поле (инфракрасном, ультрафиолетовом, нейтринном и т. д.) Солнца, как и все то, что он выращивает. Крестьянина трудно представить в шляпе и темных очках, ему невозможно понять, зачем надо защищаться от солнца и света. С другой стороны, невозможен ковбой без ковбойской шляпы или хотя бы бейсболки с огромным козырьком. Неизвестно, кто придумал вуаль и солнцезащитные очки, но точно это были европейцы. Почему скотоводы не жалуют Солнце? Странная привычка сохранилась у испанцев, скотоводов-тореодоров, – фиеста. Они в дневное время закрываются в своих пещерах и не высовываются на солнце. Якобы отдыхают, якобы слишком жарко, но от чего именно, от каких непосильных трудов они отдыхают и почему негры в Африке, индейцы в Америке, японцы в Японии, где будет пожарче, находят, чем себя занять в это время? Зато мало кто из европейцев сохранил привычку ложиться вместе с Солнцем, скорее наоборот, с закатом жизнь на Западе разгорается с новой силой. И это не издержки урбанизации и городской культуры, это инерция стереотипа поведения. Для кочевника дневные переходы утомительны и опасны, для скотовода важнее «ночное», когда скот выгоняют на поля, днем же скот прячется в стойлах. Вместе с ним на фиесту уходит и он, скотовод-кочевник.