Читаем Дети Арктиды. Северные истоки Руси полностью

Русский ест больше всего хлеба, и не только среди индоевропейцев, вообще в мире, причем это не зависит где он, в Черноземье, хлебном раю, или на Русском Севере, в «зоне рискованного земледелия». Также русский феномен – обилие караваев, ковриг, коржей, бубликов, сушек, баранок, сухарей, пряников, козуль, ватрушек, пирожков, пирогов, расстегаев, кулебяк, вареников, блинов и прочего, чего просто нет в индоевропейской (как, впрочем, и в любой другой) кухне. До сих пор русский любое блюдо ест с хлебом, что для европейца не более чем часть русской отсталости, даже варварства. Английский путешественник Р. Ченслор, будучи в Москве во времена Ивана Грозного, был поражен, как много хлеба съедала Москва: «Каждое утро вы можете встретить от 700 до 800 саней, едущих туда с хлебом», а приглашенный на обед к царю, был поражен не только количеством поданного и съеденного хлеба, но и его разнообразием. К примеру, немцы или англичане за обедом едят очень мало хлеба или вообще не едят. Хлеб для европейца еда второстепенная и не несет никакой сакральности. По статистике, англичанин в конце ХХ века съедал в год 60 кг мучных продуктов, тогда как русский в разы больше, около 250 кг. Такая разница не может быть «особенностью» национальной кухни, это уже особенность национального разрыва, системного разрыва русской земледельческой и индоевропейской скотоводческой цивилизаций.

На Руси, накрыв стол скатертью, хозяйка в первую очередь ставила на него хлеб и соль. Независимо для обычной трапезы или праздничной. Хлеб и соль на Руси почитали как символ благополучия и достатка, «хлеб на столе, и стол престол, а хлеба ни куска, и стол доска». Более того – он считался знаком божьей благодати. «Хлеб – дар божий, батюшка-кормилец».

Еще один системный показатель в разнице самого хлеба. Русский хлеб – это, прежде всего, квасной хлеб, индоевропейцы его практически не знали, они до сих пор в основном едят пресный или кислый хлеб. Принципиальная разница в том, что дрожжевой хлеб вкуснее, но он быстро портится, но для земледельца, у которого хлеб главная и потому ежедневная пища, первое важнее другого. Пресный хлеб черствеет, но долго хранится и здесь второе гораздо важнее первого для скотовода-кочевника, у которого хлеб второстепенен и нет ни потребности, ни даже возможности в походных условиях разводить каждый день – канитель со свежим тестом и новой выпечкой. Известный норвежский этнограф А. Риддерволд признается, что скандинавы вплоть до XIX века не знали дрожжевого хлеба и рецепт его переняли от русских через квенов (жителей Финляндии), мигрировавших в Норвегию. «Национальный» хлеб наших ближайших индоевропейских соседей скандинавов, самых что ни на есть «индоевропейцев», это пресные плоские лепешки из ржаной или ячменной муки с отверстием посередине, их пекли сразу на несколько месяцев. Лепешки нанизывали на тонкую жердь и хранили в кладовой. Русскому менталитету не понять, как можно есть полугодовой хлеб. Интересно, что пресные лепешки до сих пор остаются основным хлебом всех кочевых рас и Запада, и Востока. На Руси такой род хлеба вообще не известен, более того, есть черствый хлеб считалось последней чертой, за которой уже предел бедности. Характерно, что и в самом языке слово «пресный» имеет негативный оттенок, нечто ниже среднего («пресное лицо, пресный вид»), и с точностью до наоборот в германском той же этимологии «fresh, frische» нечто свежее, достойное для германца.

И самое откровенное по этому поводу мы находим в святая святых скотоводческой традиции, в иудаизме, где прямо звучит запрет на «квасной хлеб». И объяснение дается забавное, но такое же откровенное, что во время исхода из Египта с Моисеем евреи не успели заквасить хлеб, и потому им пришлось есть хлеб пресный. Но любопытно, если они просто «не успели», значит, в Египте (древнейшая земледельческая цивилизация уже ела дрожжевой хлеб) они могли его есть и ели, но на новом месте, став уже новым «избранным» народом, есть его стало нельзя. Новый бог запрещает это, но почему? Наиболее простой ответ, это сакральный водораздел, метка инициации, – «вы теперь не египетские земледельцы, вы другие и «избранны» для другого, хлеб для вас перестал быть священен, мое и ваше богатство скот». Воистину скотоводам в их походной кочевнической жизни не до заквасок и прочих церемоний с хлебом.

То ли дело сыр. В горных районах Австрии и Швейцарии, где скотоводство до сих пор в основе образа жизни, еще в ХХ веке животный сыр заменял растительный хлеб, а пекли главным образом опять же сухие лепешки из пресного теста впрок, а перед едой размачивали в молоке, похлебке или даже в горячем сале(!).

Перейти на страницу:

Все книги серии Славная Русь

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное