Читаем Дети Арктиды. Северные истоки Руси полностью

Корона как символ высшей власти напоминание нам о первых временах, когда боги жили среди нас, и это были солнечные боги. В западной традиции корона и тиара исключительно кастовый головной убор, полагающий некую божественность, надземность, тогда как в русской традиции это совершенно народный, но праздничный головной убор, женский северный русский кокошник буквально повторяет символическую «корону». Связь короны, праздничного кокошника и солнечно-божественного подтверждается тем, что все главные русские праздники, на которые и носились кокошники, посвящены Солнцу – Коляда, Масленица, весенний и летний Ярила, Купало, также как и все главные боги русской традиции – это солнцебоги: Ра, Яр, Ярило, Сварог, Святовит, Белбог, Рарог, Коляда, Хорс, Даждьбог, Купало, Кострома. Индоевропейцы странным образом растеряли солнцебогов, как и праздники солнца, и даже оставшийся на зимнее солнцестояние потерял ярко выраженные солярные черты. Германский праздник «Юла» скорее праздник некоего «разворота», просто цикла, чем именно «коловорота». Герман Вирт вообще называет это великой «Мистерией зимнего солнцестояния», солнце здесь некая вторичность, важная, но деталь «стояния», а сам бог «Юл» – «Ал» – «Вральда» даже и не солнцебог, а умопомрачительное моно – всевышнее и единое. И хотя индоевропейцы своим умом до монотеизма не дошли, все их главные боги-«громовержцы» не солнечные и не небесные, а что-то среднее, «околоземное». Это подсказывает, что индоевропейская традиция и раса сложились уже вне Севера, после распада, уже в других, умеренных широтах, где солнце потеряло свою уникальность и божественность и его место заняла гроза. А древняя, уже неосознанная родовая память сохранила корону как атрибут высшей, божественной, власти, как незатухающее «коллективное бессознательное» о солнечных царях и солнечной династии. В одном из мифов о Ману, прародителе индоевропейцев, говорится, что он был сыном Сурьи, бога Солнца.

* * *

Если тебя встречают с караваем ржаного хлеба и щепоткой солью и ты отламываешь его и вбираешь в себя, этим самым ты причащаешься, входишь в истоки, в Традицию. Христианское причащение – как всегда, замещение подлинника и, как все христианское, – извращенное. Пить кровь, то есть вино? Бр-р! Да еще с «плотью Христовой», кислым «скотоводческим» хлебом.

В египетской «Книге Мертвых» об Осирисе: «Плоть твою люди вкушают». Иудохристиане это не поняли или, скорее всего, сознательно извратили, следуя «скотоводческим» инстинктам. В «Книге Мертвых» Осирис именуется Bata, «Дух Хлеба». Люди, следуя Богу, вкушают Хлеб, плоть Его. Хотя, поменяв суть, саму форму христиане сохранили, все-таки просвирки делаются из хлеба, хоть и из кислого скотоводческого, а не из мяса.

У русских сохранился на генетическом уровне земледелец как расовый тип, и именно в этом главное отличие даже от ближайшего славянского мира. Дьявол, как известно, кроется в деталях, мелочах, и самая поразительная отличительная «мелочь» между русским и украинцем или белорусом – это сало. Даже в Москве или в Питере купить такое не просто, лучшее, то есть настоящее, скорее всего найдете на рынке у тех же приезжих соседей, а к северу и востоку от столиц [13] это уже экзотика на уровне ананаса, тогда как к югу и западу сало с хлебом это как наше хлеб с маслом. Русские всегда во все времена своей истории меньше всех из белой расы ели мяса на душу населения [14] и больше всех хлеба, и это уже генетика. Народное, именно русское, православие, в котором христианство больше форма, чем суть, сохранило чисто «языческие» запреты на кровавую пищу, это и два постных дня каждую неделю, и четыре больших поста в год. Разве это по-индоевропейски и по-христиански, если сравнить со всем остальным христианским индоевропейским миром, где само понятие поста было забыто уже тысячелетие назад? Сам феномен поста безусловно происходит из ядра земледельческой, северной традиции. Как позыв «спящих» земледельческих генов, память Каина, реминисценция об утраченном рае. Не случайно, что именно православие Руси до последнего держалось традиции, тогда как индоевропейские христиане пост так и не приняли. Первое, что сделал реформатор Лютер в XVI веке, это отменил все посты как «чуждые христианскому духу» (!), впрочем, и до него повсеместно индоевропейские миряне выкупали себе индульгенцию на право есть мясо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Славная Русь

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное