Дети белой крови

Катиджан обнял дриаду, прижимая ее к себе; от ее волос пахло степными травами. Эйтиль казалась ему такой ранимой, такой беззащитной, что легко было забыть: это ее магия только что уничтожила покорную армию Сераписа.

– Я благодарен тебе за то, что ты пришла, – прошептал он. – И я люблю тебя. Но сейчас ты должна отступить.

– Я знаю, – неожиданно легко согласилась Эйтиль. – Я бы хотела пройти весь этот путь с тобой, но я понимаю, что буду путаться у тебя под ногами. Я слышала, что он сказал про твоего предка, это битва твоего рода. Но я буду ждать тебя здесь, без тебя я не покину Сивиллу. А теперь не беспокойся обо мне, сделай то, что должен!

Она не сказала, что если он не покинет Сивиллу, то и она останется здесь навсегда. Они и так это понимали.

Эйтиль снова разлетелась на стрекоз, и яркие насекомые отступили – у них просто не осталось соперников. Катиджан не видел, где она укрылась, но это и не важно. Он не сомневался, что она будет наблюдать за ним, поддерживать его, останется рядом несмотря ни на что.

А значит, он не должен ее подвести. Хотя, глядя на первую звериную форму Сераписа, он уже мог сказать, что будет непросто.

Он был немногим больше человека, и его тело – от живота до головы – сохранило человеческие черты. Но на этом сходство заканчивалось. Ниже живота начиналось туловище паука с восьмью мощными, покрытыми грубой щетиной ногами. За широкими плечами проглядывали крылья стрекозы, и Катиджан не брался сказать, были они у Сераписа изначально или чудовище только что копировало их у Эйтиль. На лице не было ни носа, ни ушей, ни даже рта, только огромные, на пол-лица, овальные глаза – глаза насекомого, а не человека или зверя. Существо было покрыто плотной, туго натянутой шкурой, которая постоянно переливалась и чем-то напоминала колдуну пленку бензина, остающуюся на городских лужах.

Поначалу Катиджан даже решил, что звериная форма Сераписа – не хищник, раз у него нет пасти. Но очень скоро он убедился, что ошибся. Серапис откинул голову назад, и стала видна огромная пасть, занимающая всю его шею. Челюсти открывались горизонтально, обнажая ряды треугольных клыков и беснующийся между ними язык ящерицы.

– Ну ты и урод, – проворчал Катиджан.

Серапис не ответил ему – похоже, в этой форме он не мог говорить. Но так было даже проще.

После того, как Эйтиль, по сути, сделала первый шаг за него, он не мог проиграть, и когда существо бросилось на него, он был готов. В своем новом воплощении Серапис больше не призывал насекомых, он делал ставку на близкий бой, на грубую силу и скорость, и не зря. Он и правда был быстрее ветра, Катиджан в жизни такого не видел. Колдун поплатился за наивную самоуверенность: Серапис легко миновал огненное поле, созданное им, и одним ударом выбросил его из дворца обратно в сад.

Удар был сильным, но не слишком разрушительным: ребра, кажется, уцелели, а кровоподтеки – ерунда, дело привычное. Катиджан не позволил этой атаке сбить себя с толку, если он хотел выжить, ему нужно было реагировать быстро. Он мгновенно понял, что не сравнится с Сераписом в скорости, как бы ни старался. Способности его клана такое не позволяли, да и потом, человеческие ноги не смогут столько, сколько видоизмененные паучьи лапы. Вывод напрашивался сам собой: ему нужно было замедлить чудовище.

Сделать это оказалось не так сложно. Катиджан заморозил землю вокруг себя, покрыл ее, и без того неровную, острыми ледяными пиками. Чуть не рассчитав скорость, Серапис мог поскользнуться и нанизаться на лед, как бабочка на иглу. Чудовище быстро поняло это и замедлилось, продолжая кружить вокруг колдуна.

А Катиджан и не думал отступать. Сосредоточившись, он поджег несколько мертвых деревьев, наполнив воздух едким черным дымом от гнилой листвы. Одновременно с этим он создал на пути монстра несколько идеально прозрачных ледяных пластин. Частично ослепленный дымом, Серапис просто не мог разглядеть перед собой преграду, он врезался в лед, бился о него, получая новые и новые раны, а коснуться Катиджана все еще не мог.

Тогда Серапис сменил тактику. Он, дравшийся с первым лордом Инанисом, был уверен, что знает о Катиджане все, тогда как молодой маг не знал о нем почти ничего. Он подобрался поближе, и из его пасти вырвался поток белой клейкой паутины, призванной заточить Катиджана в непроницаемый кокон.

Паутина и правда попала точно в цель, вот только то, что Серапис сквозь дымовую завесу принял за колдуна, на проверку оказалось ледяной статуей – идеальной, но все равно неживой копией.

– Меня ищешь? – донеслось из-за спины у чудовища.

Серапис не успел даже обернуться, когда ледяное лезвие пробило его грудь насквозь. Он дернул крыльями, разрушая лед, и попытался взлететь, но крылья были слишком сильно повреждены, слишком изодраны, чтобы поднять его массивную тушу в воздух.

Он привык править и был уверен, что все в Сивилле подчинено его желаниям – и всегда так будет. Теперь же он сражался с силой, которую недооценил, и это ослабляло его. Катиджан не был удивлен: если Аид заплатил жизнью за свою самоуверенность, то почему его брат должен быть другим?