Дети белой крови

Колдун еще никогда не дрался так: отчаянно и вместе с тем уверенно. За время плена он много думал о том, каким может быть этот бой. И теперь, когда все случилось, заклинания давались ему сами собой. Если становилось совсем трудно, а челюсти существа щелкали слишком близко, Катиджан напоминал себе, что рядом Эйтиль, она смотрит на него, и, если он позволит ранить себя, она вмешается в поединок. И, возможно, погибнет! Он не мог этого допустить. Он сражался за себя и за нее, а Серапис – только за себя, поэтому чудовище проигрывало.

Серапис не был глуп и быстро понял, что загоняет себя в угол. Один маг почему-то оказался слишком силен, звериное тело истекало кровью, оно стало бесполезно в этой драке. А значит, его нужно было менять.

Он перевоплотился, и на этот раз быстрее: похоже, переход от человеческого облика к звериному давался ему сложнее, чем смена звериных обликов. Это тело Сераписа было хорошо знакомо Катиджану, оно было похоже на тень чудовища, которая дралась когда-то на Арене. Перед колдуном возвышался большой зеленый ящер, отдаленно напоминающий игуану. Катиджан знал, что любая рана, нанесенная этой твари, освободит полчища саранчи, скрытые в ее теле, а кровь ящера токсичнее любой кислоты. Действовать нужно было осторожно – насколько это вообще возможно!

Он всегда предпочитал лед, и теперь это помогало ему. Катиджан убрал с пути ящера все острые пики, сменив их скользкими ледяными валунами, на которых даже лапы рептилии не могли удержаться. Его расчет был прост: он хотел замедлить Сераписа и снова заковать его в лед.

Но второй лик чудовища был куда совершеннее первого – иначе и не могло быть. Ящер рвался вперед, обходя преграды и ловко маневрируя на льду. Он оказался рядом быстрее, чем ожидал Катиджан. Острые зубы, похожие на лезвия скальпелей, щелкнули так близко, что колдун успел разглядеть каждый из них. Катиджан подался назад, был лишь один способ защититься от верной смерти: между ним Сераписом снова появились лезвия.

Ящер взвыл от боли и отступил, но для Катиджана это стало большим поражением, чем для него. Ядовитая кровь залила его руку от плеча до запястья, уничтожая одежду и разъедая кожу до кровавых язв. Отвлеченный этим, колдун не сдержался, крикнул – и упустил взвившуюся в воздух саранчу.

И все равно огонь испепелил ее: точно отмеренное облако пламени, уничтожившее насекомых, но не задевшее Катиджана. Он не призывал этот огонь, но знал, кто это сделал: из всех известных ему магов, только один был способен на такой тонкий контроль.

Цезарь подтвердил его догадку, оказавшись рядом с ним. Он подал брату руку, помогая Катиджану подняться.

– Ничего сам не можешь, – хмыкнул Цезарь.

– Совсем ничего, разве что восстание поднять и спасти Сивиллу, – проворчал Катиджан, закрывая уродливый ожог на руке тонкой коркой льда. У него пока не было времени исцелять раны, битва не закончилась.

Но и Серапис не спешил нападать, у него появились новые соперники. Земля под лапами ящера стала жидкой, превращаясь в грязь, в которой он увязал. Сверху на него обрушился огненный вихрь, и Серапис лишь чудом ушел от сокрушительного удара.

– Как же я не люблю войны, – заметил Харитин Инанис, окружая себя и братьев непроходимыми болотами грязи. Теперь ящеру, как бы быстр он ни был, не удалось бы мгновенно подобраться к ним.

– Не мы ее начали, – напомнил Зерафин Инанис, изменяя температуру воздуха так, чтобы саранча больше не могла летать над ними. – Хотя в чем-то я согласен с тобой, во всем этом разрушении есть жуткое дурновкусие: сделали из прекрасного города непонятно что.

Катиджан глазам своим поверить не мог: они были здесь, все трое! Три наследника короны пришли сюда, хотя понимали, что это не мелкая драка и не просто конфликт Великих Кланов с нелюдями. Они готовы были рискнуть жизнью, чтобы помочь ему!

Такого раньше не случалось. Дело было не в том, любили его братья или не любили, в клане Инанис важные вопросы решались не так. Их проводником в кластерных мирах всегда оставался холодный расчет, а он говорил, что неразумно подвергать семью такому риску. Если они погибнут, клан будет обезглавлен! Эмоциональный и взрывной Цезарь еще мог пренебречь угрозой ради участия в битве, которая, возможно, изменит историю. Но миролюбивый Харитин? Или напрочь лишенный сентиментальности, расчетливый Зерафин? Да они даже не стали напрямую помогать Огненному королю, предоставив это Катиджану! Почему они вдруг изменили свое решение?

Он хотел спросить об этом, но не успел: и его, и всех остальных отвлек грандиозный взрыв. Дворец рухнул, как ветхая хижина, гордость Сивиллы, возвышавшаяся над городом годами, превратилась в жалкую груду камней. А еще – могилу для всех, кто находился внутри, включая Амиара и Дану.