— Давайте прекратим этот балаган миледи, а потом уже, за столом, поговорим о выцарапанных глазах и других карах, что готовы вашими молитвами обрушиться на мою голову. Право, мне будет интересно узнать, насколько вы кровожадны.
— Вы самый жуткий человек, которого мне доводилось встретить!
— И это обсудим так же, — пообещал, подхватывая девушку под руку и силой потащив к алтарю. Гости расступались перед странной парочкой, не зная, как реагировать на происходящее.
— Пожалуй, замешкайся я и свадьбы не было вовсе, — заметил тихо Сантьяго.
— Я бы нашла способ научить вас манерам! — заверила Диана.
— О, не сомневаюсь, — хмыкнул, вставая у алтаря и крепко, как тот капкан, что держал его ногу, сжал девушку.
— Лучше бы погибли этой ночью! — в сердцах выпалила невеста.
— Впереди еще одна ночь, миледи — вы сможете взять реванш. Правда моя смерть уже ни на что не повлияет.
Отец Иов лишился дара речи.
— Начинайте, — приказал ему Сантьяго. Тьерри, протолкавшись ближе к паре, поддержал жениха по доверенности, поторопив священника. Тот, очнувшись, начал вещать молитву, стараясь не смотреть на странных молодоженов.
— Я против! Слышите?! Я против!! — закричала Диана. Отец Иов вопросительно глянул на Тьерри, но, не увидев согласия с протестом девушки, продолжил, вещая громче и громче и тем, перекрывая возмущенные крики брачующейся.
— Диана Артего, согласна ли ты взять в жены…
— Нет!
Священник крякнул.
— Может быть?
— Не может, — отрезал Тьерри. — Венчание оговорено, и должно состояться! Я дал слово еще пятнадцать лет назад и не позволю легкомысленной девчонке порочить меня!
Отец Иов моргнул, переваривая известие и как ни в чем не бывало обратился к графу:
— Эээ?
— Сантьяго Ферна, женюсь по доверенности за лорда Дэйна Монтрей, — объявил тот.
По толпе прошел шепот удивления, насторожив Диану. Неужели всем известно это имя? Тогда почему она находится в неведении? Кто он такой, этот Монтрей, черт бы побрал и его и его друзей! Почему отец так настаивает, идет на поводу его представителя, не обращая внимания на дочь?
Если до этого момента Диана чувствовала себя игрушкой в руках родителя, то теперь ощутила себя игрушкой в руках судьбы и Бога. Неприятные ощущения, убивающие. Ее словно приперли к стене, приковав цепями и ни туда, ни сюда. Хоть рвись, хоть не рвись.
— Есть вещи, которые нужно просто пережить, — спокойно заметил Сантьяго, будто услышав ее мысли.
— Ах, ставьте свое мнение при себе! — отрезала Диана. Смирение и, правда, не ее дар. Обделил Господь.
— … взять в жены Диану Артего?
— Да.
Чтоб тебя черти съели! — сморщилась девушка, всерьез пожалев, что не оставила этого грубияна в лесу, в капкане, один на один с диким зверьем. Уж оно то бы его уму разуму поучило!
— … Объявляю вас мужем и женой! Аминь.
— Аллилуйя!
Сидя за свадебным столом, Диана чувствовала себя самой несчастной, раздавленной, уничтоженной. Вокруг веселились: играла лютня, пел менестрель, гости шептались, озорно поглядывая на молодых, смеялись и то и дело восхваляли графа Артего, его зятя и его дочь. Конечно — Аделию что агнцем божьим сидела рядом с Уилиссом. Этой паре и воздавали честь, а Дианы словно вовсе не было и замуж она не вышла. Понятно: смысл петь дифирамбы тому, кого нет за столом, обращать внимания на ту, что обвенчана с доверенностью — изрубцованным хамом с взглядом отпетого разбойника. Любой, взглянув на него, задумается: стоит ли дразнить его, что и как он воспримет, да и Диане чести мало, если взята по доверенности и не поймешь — жена или невеста и чья. Лучше не лезть. И не лезли. Не замечали.
А ведь могло быть иначе, если б она не тратила время на спасения этого грубияна Сантьяго. Сейчас бы наверняка рядом с Бредвордом сидела она, и, как Аделия, скромно потупив глаза, алела от нескромных комплиментов, робела в ожидании первой брачной ночи.
Но Диану обделили и в этом.
— Ненавижу вас и вашего лорда, всех ненавижу, — сказала тихо, сжав кубок пальцами.
— А этого юнца? — взглядом указал на Уилла Сантьяго и сунул в рот пригоршню печенья.
— Я люблю его, — не стала скрывать девушка, надеясь, что ее откровение произведет плохое впечатление и ее оставят в покое. Конечно, это будет концом ее репутации, но хуже бесчестья, что уже было совершенно, ей казалось, нет.
Однако на Ферна большее впечатление произвело печенье. Он спокойно дожевал порцию:
— Так и думал, — бросил и сгреб ручищей новую пригоршню печенья с блюда.
— Бесчувственный истукан!
— Он?
— Вы!
— У? — запихал в рот стряпню.
— Хам и обжора!
— Вы расстроены. Это пройдет.
— Лучше бы прошли вы, я, на худой конец прошла бы мимо той злосчастной ночью.
— Былого не вернешь. Смиритесь.
О, как часто она это слышит! От отца, священника, сестры, даже Магды! А тут еще какой-то неотесанный болван смеет ей советовать!
— А не пойти бы вам к чертям со своим терпением и смирением?
Сантьяго хохотнул, озорно глянув на девушку:
— Христианка, говорите?
— Не ваше дело, язычник.