Дети богини Дану

Пальцы двинулись, и Дея издала ещё один невнятный вой. Попыталась свести ноги, но тело Девона, разместившееся между её бёдер, не позволяло сделать ничего.

— Не смей! — выпалила Дея. — Не так!

Девон не слышал, и ему было всё равно.

— Ты принадлежишь мне, — повторил он, продолжая пристально смотреть Дее в глаза, но не видя перед собой ничего, кроме темноты и бесконечного лабиринта пещер, наполнивших его жизнь.

Он взялся за собственную плоть и, быстро смазав его слюной, толкнулся внутрь распростёртого под ним тела.

Дея закричала от обиды и прогнулась, пытаясь сбежать от боли, но это не помогло — каждое движение причиняло новую и новую боль.

— Не так… — прошептала она, и снова Девон не услышал её.

— Я убью тебя, если захочу.

Бёдра друида толкнулись вперёд, и он принялся размеренно двигаться, разжигая всё новые очаги пламени внутри.

— Не так! — Дея не чувствовала, как слёзы выступают на глазах и текут по её лицу. — Не так… — слова сливались в протяжный всхлип, и она уже сама не слышала себя.

А Девон всё двигался и двигался, заставляя её выть, и продолжал говорить всё тем же ровным голосом непонятные, не имевшие смысла слова.

— Ты никогда не сможешь меня предать. Я просто убью тебя. Просто. Убью. Тебя.

Наконец он выдохся. Оргазм был сухим и радости не принёс, а когда Девон выншел из обмякшего под ним тела, на плоти его была кровь.

Девон отвернулся. Ему было тошно от себя самого и от всего, что происходило вокруг. Бессилие пришло на смену ярости, и он испытал нестерпимое желание выйти из комнаты, подойти к скалистому карнизу и броситься вниз, прекратив раз и навсегда бесконечный кошмар.

— Не так… — продолжала шептать Дея, всё ещё лежавшая на своём тюфяке. Слёзы уже вовсю бежали по её лицу. Едва Девон отстранился, девушка отвернулась к стене, свернулась клубочком и обняла себя. Ей казалось, что само её естество разорвано на части, и она безуспешно пыталась собрать разрозненные куски.

Девон провёл рукой по волосам и глубоко вздохнул. Он не мог находиться здесь.

Девон шагнул за порог и крикнул:

— Луг! Заложить колесницу!

Показавшийся из соседней кельи друид в недоумении воззрился на него.

— Но… ночь духов… господин.

Девон обжёг его таким взглядом, что друид мгновенно замолк и бросился исполнять приказ.

Едва кони оказались запряжены, Девон ударил по их спинам кнутом и бросил в галоп по пустынному полотну Брегах Роуд. Звеня колёсами, колесница неслась вперёд, и ветер бил ему в лицо, но не мог избавить от жара, горевшего внутри — жара его собственной ненависти.

Кони скакали всю ночь, и только когда вдали забрезжил рассвет, Девон позволил им остановиться и сделал привал.

Возвращаться в Арму он не хотел — ни в тонкие руки богини, которая хотела использовать его, раздавить и унизить, как до сих пор унижал только Риган, ни в собственную келью, где Девона ждал плод его собственной ярости.

Девон не понимал, почему при мысли о Дее начинает ещё больше ненавидеть себя. Дея предала его. Следовало смириться с этим. Но почему–то Девон не мог относиться к ней так же, как и ко всем, кого ненавидел до сих пор. Он чувствовал, что ему мало того, что произошло этой ночью — ему необходимо было проникнуть глубже, разорвать на части и понять, из чего состоят эти глаза, слишком чистые для живого существа.

Конечно же, Девон не смог уснуть у костра. Едва отдышавшись, он задумался о голоде и пожалел о том, что не успел обучиться охоте — а затем вспомнил единственную ночь из всех ночей, которые помнил, когда он почувствовал невесомое прикосновение счастья.

Лицо Деи — ещё свободной, ещё не измученной постоянными придирками и наказаниями, встало перед его глазами, и Девон сам едва не взвыл от боли, терзавшей его.

Нужно было думать, что делать дальше, но он не мог. Не мог выполнить то, что пообещал богине, и не мог согласиться на то, что она требовала от него.

Девону мучительно захотелось сбежать — но тут же в голову пришла мысль, которая не посещала его до сих пор: что станет с Деей без него?

Выждав, пока кони отдохнут немного, Девон отправился в обратный путь.

К себе он не зашёл — искупавшись в озере, чтобы смыть ночной пот, снова накинул тунику и затянул пояс на животе, набросил на голову капюшон и направился к храму, где в дни празднеств обитала богиня.

Дану возлежала в глиняной ванне, наполненной горячей водой. На поверхности воды плавали лепестки цветов. Двое жриц, разместившись по обе стороны, помогали ей — одна расчёсывала волосы, другая водила морской губкой по плечу.

Когда тень накрыла её живот, Дану, до тех пор смотревшая перед собой, подняла лицо и едва заметно улыбнулась.

— Девон. Ты пришёл.

— Я готов.

Улыбка Дану стала чуть шире, но лишь с одной стороны — другая половина её губ сжалась в тонкую полосу, куда искренней отражая то, что творилось в душе.

— Оставьте нас, — она взмахнула рукой, отдавая жрицам приказ. — Сегодня великий друид будет мне прислуживать. Ведь так?

— Так.

Солнце едва мелькнуло на рассвете и снова скрылось за тучами на весь день.