Дети Богов

Оклемавшийся после бушующего пламени Посейдон едва не подловил брата на заминке — отправленный в полет трезубец просвистел в жалком дюйме от него, лишь немного поцарапав наплечник.

— Прочь, мальчонка! — крикнул Анакс стоящему на его пути Икаросу, хватая возвратившееся оружие. — Рановато тебе тягаться с Олимпийцами!

— Он мой сын и способен сразить тебя хоть сейчас.

Владыка резко остановился и громко рассмеялся. Каро стоял между Титанами. Перемазанный в крови и грязи Арес предпочел остаться в стороне, заинтересованно наблюдая за развитием событий издалека.

— Это уже слишком! Неужели надеешься заставить хохотать до смерти всех своих врагов?

— Пусть малец ответит, удачной ли вышла шутка.

Стоило Посейдону взглянуть на Фило, как улыбка тут же сползла с его губ — виноватый вид мальчика говорил сам за себя. Он покраснел и сжал зубы, на его лбу выступили вены, а в бездонных очах пробудился шторм.

— Гнусный, паршивый, предательский выродок! Ты полагал, что столь вопиющая наглость останется безнаказанной? Ты далеко не первая кровь Зевса, которая переметнулась в соседнее государство — прецедентов много, и каждый судимый прилюдно получил по заслугам. Но никто из них до сегодняшнего дня не получал метку и не становился Героем. О чем ты, мерзавец, вообще думал, на что надеялся?!

— Я не знал, — промямлил Икарос, сгорая от стыда и трясясь от страха.

— Не знал. — Титал наморщил нос, медленно приближаясь к нему. — Значит мне следует сделать так, чтобы весь мир отныне знал, что бывает с теми, кто пытается опозорить Анакса, Олимпийца, Титана, убийцу своего отца пожирателя детей Кроноса, Владыку морей и океанов, Великого Посейдона!

— Прочь от него! — Раскрасневшаяся от темпа битвы и брызг крови Аретуса не успела понять, откуда заимела столько храбрости, чтобы перечить своему покровителю, но даже осознание содеянного не заставило ее отступить — кто бы ни угрожал Каро, она всегда встанет рядом, поддержит любимого мечом и словом. Рета готова на любые безумства, лишь бы сохранить самое драгоценное, что у нее когда-либо было.

— Может, и это твоя дочурка? — Посейдон, казалось, вот-вот лопнет от бурлящего в нем гнева.

— Нет, непородистую девку кончай.

Он завел трезубец назад и воткнул его в грудь взвизгнувшей Раптисы, пробив кирасу насквозь так легко, будто она была сделана из разукрашенного папируса. Титан схватился за шероховатую металлическую рукоять обеими руками и поднял болтающееся на позолоченных наконечниках безмолвное тело в воздух. Его бездонные глаза окончательно приобрели темно-синий цвет, волосы намокли и стали блестящими от соли, а подувший из ниоткуда бриз разогнал жару, принеся каплю прохлады и свежести. Он согнул локти и изуверски отбросил мертвую девушку, что было мочи.

Икарос перестал что-либо видеть, кроме лежащей в растекающейся лужи крови Аретусы с застывшей гримасой боли, и перестал что-либо слышать, кроме своего тяжелого дыхания и многократно участившегося сердцебиения. Его охватила мелкая дрожь, на лбу выступил холодный пот, ноги стали подкашиваться, а живот неожиданно пронзила боль, за которой последовали приступы тошноты. Воспоминания посыпались на Каро одно за другим, складываясь в единую картину и вызывая у него такое безумное чувство утраты, что хотелось лишиться памяти: прогулки по городским улочкам с бесконечными разговорами ни о чем, молчаливые поздние вечера на полях и разглядывание завораживающего ночного неба, звонкий искренний смех Реты, ее горькие слезы, скромные ужины на закате и бессчетные ночи любви и ласки. Отныне девушка не явит застенчивую улыбку, когда он принесет ей сорванный на поляне асфодель, не прижмется, когда его ладонь скользнет по изящной талии, не поцелует нежными губами и не выслушает его хвастовство, переживания и глупые мечты.

Юноше пришел на ум отрывок песни, которую когда-то давно они вдвоем так обожали громко петь у костра.

Нет человека смелее Героя,
Ему не страшны раны и горе.
Скачет он на своем жеребце,
Славная сказка о храбром птенце!

Нет человека смелее Героя,
Ему не страшны раны и горе.
Рядом едет с ним Посейдон, —
Наш Повелитель до скончаний времен!

— Ненавижу! — Икарос попятился, надрывая глотку. — Ненавижу, НЕНАВИЖУ, будьте все прокляты! Я отрекаюсь от вас! Отрекаюсь от всех Богов! — Он продолжал отходить назад. — Клянусь памятью Аретусы, я убью вас всех до единого, пока с Гаиа не произошло того же самого, что и с Олимпом!

Каро собрался бежать прочь, но вдруг уткнулся в прозрачную стену и вмиг потерял зрение. Клубящаяся тень, чернея самой темной ночи, окутала его, погрузив в непроглядный мрак.

— Несчастное дитя. — Звучащий отовсюду голос словно увесистая оплеуха прояснил опьяненную голову. — Идем со мной, коли так яро хочешь утолить жажду крови и отомстить за близких.