Дети большого дома

— Бойцам за сегодняшнее надо дать ордена. А вот нам с вами придется держать ответ перед командованием. Нас обязательно спросят, как это случилось. Бойцы научились воевать. Научились многому и мы, но мастерства у нас еще мало. Многим из нас не хватает бдительности, часто еще мы ротозейничаем, как, например, сегодня… Но все же учимся воевать! А он прибегает к тем же авантюрам. Ничему не научился и ничего не хочет позабыть!..

В блиндаж вошел майор Кобуров. Он выглядел таким мрачным, каким, быть может, не был даже в дни осенних неудач.

Протягивая пакет командиру полка, майор дрожащими губами, словно сообщая весть о гибели всеми любимого человека, проговорил:

— Приказ об отступлении…

LXVI

В осиротевший дом Ивчуков вошла радость: были получены письма от Николая и от мужа Веры Тарасовны, который воевал на Ленинградском фронте. Уже свыше четырех месяцев от него не было никаких вестей, и мысль о его судьбе была мучительна своей неопределенностью. Вместе с письмом словно дошло его живое дыхание, рассеялось горькое чувство безвестности. Отец был жив, невредим, словно стоял уже рядом.

«Надеюсь, что вы все живы-здоровы, мои дорогие. Обнимаю и целую всех крепко. Мой Мишутка, наверно, уже вырос и ждет папу. Ох, и стосковался я по сыночку! Но увидимся, как видно, не скоро, много еще предстоит работы. Не добиты еще фашисты. Если вы будете держаться крепко, не дадите горю и тоске перебороть себя, не сплохуем и мы!..» — писал в своем письме отец.

Он не знал, что Мишеньки уже нет, что бомбежкой разрушен их дом. Ему казалось, что в родном городе и дома ничего не изменилось со времени его отъезда.

Вера Тарасовна заплакала, читая письмо мужа. Но после этого на ее печальном лице появился проблеск жизни. И мать и дочь глубоко переживали радость, доставленную письмом, однако каждая из них выражала ее по-своему. Шура словно стряхнула с себя овладевшую ею апатию, суетилась вокруг матери, то и дело бросалась обнимать ее. Вера Тарасовна оставалась такой же сдержанно-спокойной, только изменился взгляд, изменилось скорбное выражение глаз. Когда Шура обнимала и целовала ее, Вера Тарасовна похлопывала дочку по щеке и говорила: «Какой ты еще ребенок, Шура!..»

Но Шура не была ребенком. Просто ее характер во многом отличался от характера матери, и эту-то разницу Вера Тарасовна принимала за особенность возраста, за неизжитые еще ребяческие черты.

— Ты бы лучше села и написала ответ отцу и Коле! — укорила она Шуру через несколько часов после получения письма, когда после большой радости наступило душевное спокойствие.

Шура послушалась и села писать, но не два, а три письма — отцу, Коле и Ираклию — и сейчас же отнесла их на почту. Там же ей вручили письмо от брата, в котором он сообщал, что Ираклий ранен и находится в санбате.

Вначале Шура как будто спокойно приняла эту весть. Но когда она вышла из почтамта, то знойное летнее солнце, видневшиеся вдали луга, склонившиеся над рекой ивы — все, на что падал взор, казалось ей овеянным грустью. Только сейчас она ясно почувствовала, что любит Ираклия. А он в эту минуту, может быть, страдает от боли в ранах… Да, она любит Ираклия и должна увидеть его во что бы то ни стало!

Вернувшись домой, Шура так твердо сообщила матери о своем желании, что Вера Тарасовна не стала возражать. Узнав от знакомых бойцов, что медсанбат находится в селе Архангел, Шура решила добраться туда пешком. Дорога была ей знакома — там жила одна из ее подруг, у которой Шура раньше часто гостила. Разыщет Марину, и они вдвоем пойдут в санбат.

По дороге встретилась попутная машина, Шуру подвезли. Через час она была уже в Архангеле, но подруги не застала. Мать ее обняла Шуру и с плачем рассказала, что Марину еще зимой угнали в Германию. За столом в этой же комнате сидела невысокая девушка в гимнастерке, пила молоко из глиняной кружки и поглядывала на Шуру. Шура обратилась к ней:

— Вы не можете сказать мне, где находится медсанбат?

— А зачем это вам надо? — вопросом на вопрос ответила девушка, пристально разглядывая Шуру. Любознательность миловидной незнакомки явно была не по душе ей. «Скажите пожалуйста, медсанбат понадобился!»

— Я ищу родственника, — объяснила Шура.

— А кто такой ваш родственник?

— Почему вы меня допрашиваете? Не хотите сказать — не надо. А допрос снимать не к чему.

— Напрасно вы обижаетесь, — заметно смягчила тон девушка в военной форме. — Если б вы назвали вашего родственника, может быть я припомнила бы его. Ведь я работаю в санбате.

— Да он ранен.

— Тем более. Хотите, пойдем туда вместе?

— Помоги ты Шуре найти того, кого она ищет, Мария! — вступилась хозяйка.

— Так вас зовут Марией? — спросила Шура.

— Ну да, Марией Вовк. Познакомимся. А вас как?

— Александрой… то есть Шурой Ивчук.

Девушки протянули друг другу руки и улыбнулись.

Уже на улице Шура призналась, что ищет не родственника, а одного товарища, вернее — знакомого. Может, Мария его знает? Он грузин, зовут его Ираклием Микаберидзе.

Марии Вовк все стало понятно.

— Ну конечно, знаю, и даже очень хорошо! — ответила она, с удивлением и сочувствием глядя на Шуру.