Дети большого дома

— Не страшно! — произнес Бурденко, может быть, именно потому, что приближавшийся танк был действительно страшен. В общем грохоте уже можно было различить гул мотора и лязг гусениц.

День был ясный, туман рассеялся. Сизый дым рвущихся снарядов приобретал под солнцем цвет подгорелого молока.

Бурденко крикнул товарищам:

— Танки налево свернули!

Потом прибавил:

— Первый пусть пройдет, пропустим и второй, а там огнем отсечем и уничтожим автоматчиков. Готовься!

Аргам проверил свой автомат. Он сердился на себя, что у него дрожат руки.

— Ух, как бьет!

Поравнявшийся с домом танк заволокло дымом. Рассеялся дым, и стало видно, что танк стоит неподвижно.

— Подбили! — радостно крикнул Аргам.

Но в ту же минуту танк двинулся снова. Показались бегущие за ним автоматчики. Аргам выпустил по ним автоматную очередь. Расстояние было небольшим. Он увидел, как несколько человек упали ничком.

Бурденко схватился за его автомат.

— Кто приказал стрелять?!

Это означало, что командир здесь он. Пусть будет так. Аргам принял его замечание как приказ.

— Заметит наблюдатель на втором танке — и конец!

Замолчали. Когда и второй танк прошел дальше, они все вместе дали очередь по идущим за тайком автоматчикам. Почти целый взвод гитлеровцев был уничтожен. Оставшиеся в живых с ужасом озирались вокруг. Новые очереди скосили и уцелевших.

— Рота идет! — воскликнул Мусраилов, указывая на дальнюю окраину села.

— Справимся и с ними! — произнес Бурденко.

Усилился огонь артиллерии по вражеским танкам, которые ползли на атакующие роты. Неумолчно свистели вокруг осколки. Приближалась пехота противника, и группа Бурденко подготовилась встретить ее огнем.

— Если подобьют танки, рота снова поднимется в атаку! — заявил Аргам.

Бурденко посмотрел на него:

— Так ведь танки-то подбиты!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю!

Но в это время был подбит только первый танк…

Все наращивая скорость, второй танк катился вперед, то проваливаясь в рытвины, то взбираясь на возвышения.

Еще несколько секунд — и он своими гусеницами раздавит залегших бойцов. Из ствола его орудия било пламя. Однако этот огонь не внушал ужаса, так как проносился над бойцами. Вдруг раздался оглушительный взрыв — и мотор заглох. Танк повернулся на месте, гусеницы его распластались по земле: он подорвался на своих противотанковых минах, которые ускользнули от внимания наших саперов, так как были глубоко под снегом. Чем бы обернулось дело, если б не такая случайность, нетрудно было угадать. Этот танк со связкой гранат в руке ждал боец Славин, а рядом с ним, также со связкой гранат, залег Каро. Весь комендантский взвод вместе с другими подразделениями был брошен на помощь батальону.

Но приближался третий танк, грохоча еще яростнее, проваливаясь в ямы и поднимаясь на бугры. Перед ним разорвался снаряд, танк окутался дымом; потом разорвался второй. И мотор заглох.

Думая, что подбит и третий танк, капитан Юрченко отдал приказ к атаке и сам первый вскочил на ноги. Но в это мгновение около танка разорвался новый снаряд, и еще один — уже со стороны врага. Теперь гитлеровцы сами били по тем местам, где стояли их танки. Юрченко ничком упал на землю. Бросились на землю и поднявшиеся за ним бойцы, которые решили, что капитан лег, чтобы укрыться от осколков.

Повернувшись боком к роте, башней к северу, без движения, без жизни, точно убитое чудовище, стоял фашистский танк, и пламя лизало его туловище.

Бойцы смотрели на пылающие танки врага и оставались лежать на земле в ожидании, пока капитан поднимется и поведет их за собой.

Но капитан Юрченко не вставал.

Был ли он убит осколком немецкого снаряда или снаряда Садыхова, что в этот момент разорвался у вражеского танка? Ведь капитан стоял так близко от танка. Этот вопрос еще долгое время будет мучить Гамзу Садыхова…

…Все контратаки противника были отбиты. Полк майора Дементьева занял одну из окраин села Старицы на том берегу Донца; другая осталась в руках гитлеровцев.

Подводя итоги боя на совещании командиров, генерал Яснополянский помянул и капитана Юрченко.

— Капитан Юрченко пал смертью храбрых, — сказал генерал. — Но своей смертью он доказал и то, что мы еще не научились воевать. Будем такими же героями, но более хладнокровными, чем он. Да будет земля пухом Борису Юрченко!

Все заметили волнение генерала, его дрожащие губы. Быть может, вспомнилось ему, как он толкнул капитана в грудь и сказал: «Ну, настоящая броня, щит бронзовый!» Дементьев отвернулся, провел по глазам платком.

Малышеву вдруг вспомнилась старинная песня украинской девушки о брате, которую играл перед боем Борис Юрченко:

Чого ж ты на мене россердився,
Мій миленький братику?..

XXXVI

Каро в качестве связного сопровождал Аршакяна в батальон.

— Вот река! — произнес он.

Аршакян окинул взглядом рассекавшую лес гладкую белую полосу, которая называлась Северным Донцом, и перешел ее, крепко ступая сапогами по толстому льду. Где-то в глубине струилась вода, но ледяная кора была так толста, что несведущий человек и не заподозрил бы, что идет по реке.