Дети Брагги

Рассказ мой почти завершен. Осталось добавить, что дни мои на исходе. Сочтены отваром, последние порции которого — стоит честно взглянуть правде в лицо — почитай что убили меня. Сочтены мои дни и гаданием рун. Руны открыли, что лазутчики Вестреда, набранные из франкской дружины стоящего на Фризских островах Вильяльма по прозвищу Длинный Меч, сына Хрольва Пешехода, уже проникли на Гаутланд, чтобы найти меня. Единственная моя надежда — на Скагги, которого, дописав это послание, я завтра в ночь отошлю из усадьбы на поиски Грима, сына Эгиля. Тем самым я окажу последнюю помощь как покинутому мною Кругу, так и моему фелагу — вернув ему сына, — так и самому Гриму, место которого среди детей Брагги.

Оставленные мною соратники и друзья, знайте, что положение хельмскринглы не безнадежно — ибо ничего безнадежного нет. В ваших руках остаются еще руны и их волшба. Высосав все, что было во мне от скальда и эриля, сновидческий отвар позволил мне проникнуть в тайну Футарка.

Руны не подвластны ни асу асов, создателю своему, ни всем асам Асгарда! Принеся себя в жертву на великом Ясене, Один-скальд лишь проник в суть и значения рун, научился править их силой, но сами руны ему неподвластны!

Руны подвластны лишь рунам!

Прочтя эти записи, запомните слово мое: что поднесла однажды славному витязю дева, берем мы на себя ответственность за судьбы, лишь к тому благосклонны норны, кто не чурается ноши. Берем мы на себя ответственность и за пес руны целящие, заклятия благие и радости руны»

XVI

Соткана ткань большая, как туча,
чтоб возвестить воинам гибель.
Окропим ее кровью, накрепко ткань стальную
от копий кровавым утком битвы свирепой ткать мы должны.
Сделаем ткань из кишок человечьих;
вместо грузил на станке — черепа,
а перекладины — копья в крови,
гребень — железный, стрелы — колки,
будем мечами ткань подбивать!
Ирам готов горький удел, память о нем вечною будет;
соткана ткань,
поле боя в крови;
о мертвых по свету молва прошумит.
Страшно теперь оглянуться: смотри!
По небу мчатся багровые тучи;
воинов кровь окрасила воздух, — только валькириям это воспеть!

(Песнь валькирий, 1–2, 8–9)

ХVII

РУНА ПОБЕДЫ ФЕХУ — РУНА ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ФРЕЙИ

Фрейей в доме земном хозяйку зовут, госпожу,
подвластна ей руна владенья и умноженья скота,
что с умом примененная
достаток и земли приумножает, и потому
носящий с Феху кольцо иль браслет позабудет нужду.
Феху память об Аудумле хранит,
чья плодотворная мощь в мастера мудрых руках
друга вернет или любовь восстановит.

«Кто знает, чем он станет в этих снах», — сказал мальчишка. Чем он станет в этих снах? А разве не ясно, чем он может стать в этих снах?

Размышлял, засыпая, Грим над словами Скагги. Прозвучали эти его последние фразы перед сном так, будто он подслушал беседу Амунди с отцом, немудрено, вечно он сшивается возле целителя.

Впрочем, может, он и прав…

На Грима непрошено нахлынули образы детства, о котором он так старательно пытался забыть, картинки из тех времен, когда он сам не мечтал ни о чем, кроме трав и магии вис… А как все обернулось.

Воронье, вороны, Мунин, память. Похоже, у Скагги и впрямь задатки скальда, а если так, то учителя лучшего, чем Амунди, ему не найти… Амунди или Тровин. А Тровин мертв. И головоломку собрали, да что с того… И снова руны, руны…

От снадобья травника сонные мысли легко перескакивали с одного на другое, в голове, казалось, перекатывались, сталкивались крохотные серебряные шарики, и от их столкновения звенело в ушах. Грим сам улыбнулся такому сравнению.

А вкус у варева был сладкий, и отдавало оно медом, не обычная кисло-горькая дрянь целителя… Правда, под сладостью чудилось что-то еще. Плесень? Лишайник? Не разобрать. Но Грим явственно чувствовал за медвяной сладостью привкус чего-то сухого и будто бы гниющего…

И все же сон начинался сладко, как те давние сны детства, когда он не знал еще, как тяжко быть сыном Эгиля.