Дети Бронштейна

Оказалось, я привязал его не к той стойке. Стал раскручивать ремень, а он мне от всей души:

— Ох, слава Богу!

Но промолчал, когда я заново стал крепить его ноги к нужной стойке, и держался тихо, как в первый раз.

— Надеюсь, вам ясно, что неприятностей вашему отцу я устроить не смогу? — спросил он, когда я закончил. — Ну, если выйду отсюда.

— Да, ясно.

— Зачем вы вообще пришли?

На всякий случай я осмотрел и кухню, хотя там точно ничего не трогал. Пройдет много времени, прежде чем мы с Мартой сможем вновь сюда приехать, даже если б он сгинул прямо сегодня. Вычистить, проветрить — куда там, этого мало, но что ж еще? Из открытой банки с конфитюром вылетела здоровенная муха. Он кричит, зовет в свою комнату. Вторая половина дня наступит еще не скоро.

Стою опять у железной кровати, а он:

— Есть предложение.

— Мне пора!

— Я готов заплатить вам. Принесите сюда напильник, а лучше хорошие кусачки. Знаете, что такое кусачки?

Не та была минута, чтобы демонстрировать свою щепетильность. Раз я хочу, чтобы он не выдал меня отцу, то не стоит лишать его надежды на мою помощь. Потому я и спросил:

— На какую сумму вы рассчитываете?

— За долгие годы я кое-что собрал, я готов отдать вам все накопления. Между нами, я даже рад таким образом подвести черту под своим проклятым прошлым. Поверьте, я не буду считать это потерей.

— Сколько? — переспросил я.

— Пять тысяч марок, — был ответ.

Мне показалось, будто сначала он хотел назвать другую сумму, побольше, и я сделал вид, что обдумываю его предложение. Вот для него волнующий миг.

— С грехом пополам я наскребу еще тысячу, — добавил он.

Тут у меня мелькнула мысль столь абсурдная и недостойная, что пришлось ее сразу отогнать: его на волю, а денежки себе. Я ведь все равно подумывал, не освободить ли его, а значит, могу это сделать без лишних хлопот. Разве не справедливо, что его деньги достанутся мне? Примерно так я размышлял.

А он заговорил снова:

— По моим предположениям, в итоге меня прикончат. Конечно, план их не в этом, но дальше- то как? Скоро они сами знать не будут, куда меня девать. Потехи еще на день, на два, а потом им станет в тягость ездить сюда регулярно. Думаете, они меня тогда развяжут? Как бы не так, они не пойдут на такое.

В его опасениях есть резон. Размышляя тут сутки напролет, он понял, что дело может кончиться плохо. Позднее я удивлялся, что меня нисколько не трогало, как он цепляется за жизнь.

— Говорю это, чтобы вы не думали, будто время терпит, — подытожил он.

— Если эти трое узнают, что я тут побывал, они сменят замок. Остальное — само собой, — предупредил я.

— Я пока еще не сумасшедший.

Дверь в комнату защелкнуть, дверь в кухню прикрыть, входную дверь запереть на два оборота. Когда я вышел, какой-то песик, терьер, кинулся прочь, будто подслушивал у окна. Хозяина нигде не видно, неподалеку десятки других домиков, откуда песик мог прибежать. Я постоял немного на крыльце, наблюдая за окрестностями. Любопытно бы узнать, где Гордон Кварт почерпнул свои сведения о надзирателе. Вряд ли тот, набравшись наглости, именно его избрал исповедником. Я уже тогда злился, что не сумею захапать шесть тысяч марок. На опушке дождь шел сильнее.

Вот так было дело, примерно так.

***

Чистая случайность: Марта открыла окно, чтобы проветрить комнату, увидела, как я бегу под дождем, и встретила меня в подъезде с распростертыми объятиями. В ту же секунду я напрочь забыл про тюрьму посреди леса. Мы целовались через каждые две ступеньки до самой ее площадки; я хоть и явился на час раньше назначенного, но, оказалось, совсем не рано!

Мать спросила через дверь, кто там, Марта затолкала меня в кухню, схватила мою правую руку и подставила ей для пожатия со словами:

— Будь поприветливее, он застенчивый.

Рахель не преминула отпустить замечание по поводу юмора своей дочери, а мы пошли в комнату к Марте, и тут уж я показал, какой я застенчивый. Мы обнимали друг друга, и сбылось все, о чем я мечтал в том позабытом домике. Марта, указав на мои ботинки, спросила, не по полю ли я гулял.

В ее комнате мне неуютно: мы бываем здесь, когда некуда деться. В самый первый раз я запер дверь на щеколду, но Марта при этом выглядела такой несчастной, что я решил никогда больше этого не делать.

Снял ботинки, снял мокрые носки, и мы сели на ковер, не на кровать. Марта принялась растирать мою ступню, как будто я пришел с мороза.

— А теперь сюрприз! — потребовал я.

Но она не торопилась, сначала растерла и другую ступню, пока та, как ей казалось, достаточно не согрелась. Затем на четвереньках подползла к письменному столу. Выпрямилась, и глаза ее загорелись, словно с этой минуты вся наша жизнь переменится.

— Это и вправду настоящий сюрприз, — предупредила Марта.

— Давай, я сгораю от нетерпения!