Зная собственную внешность, Лето внимательно всмотрелся в это лицо, наблюдая черты сходства, заметные в гаснущем свете дня. Черты лица Проповедника образовывали формы непостижимой похожести, отражавшей путь генов, не связанных определенными границами. Но ошибки быть не могло. Это те самые черты, которые перешли к Лето из гулких дней прошлого, из дождей, из чудесных морей Каладана. Но теперь они стоят друг напротив друга у развилки дорог на Арракисе и ждут: какими извилистыми путями разойдутся эти дороги в дюнах.
– Вот так, отец, – сказал Лето, взглянув влево, откуда возвращался юный поводырь.
– Му зейн, – сказал Проповедник, резко взмахнув рукой.
– Коолиш зейн, – мягко возразил Лето.
Лето перешел на язык чакобса – древний боевой язык Атрейдесов.
– Я здесь, и я остаюсь! Мы не имеем права этого забывать, отец.
Плечи Проповедника ссутулились, давно забытым жестом он прижал ладони к пустым глазницам.
– Дав тебе свет моих глаз, я забрал твою память, – сказал Лето. – Я понимаю твое решение, я был в том месте, где ты скрываешься.
– Я знаю об этом, – произнес Проповедник и опустил руки. – Ты останешься?
– Ты назвал меня именем человека, который начертал эти слова на своем гербе: «J’y suis, j’y reste»[4].
Проповедник тяжело вздохнул.
– Как далеко ты успел зайти? Что ты сделал с собой?
– Моя кожа теперь не моя, отец.
Проповедник вздрогнул.
– Теперь я понимаю, как ты меня нашел.
– Да, я связал свою память с местом, где никогда не бывала моя плоть, – сказал Лето. – Но мне надо провести с тобой один вечер, отец.
– Я не твой отец. Я – всего лишь его бледная копия, реликт. – Он повернул голову туда, откуда приближался поводырь. – У меня нет больше видения будущего.
При этих словах Пустыню объяла ночная тьма. На небе высыпали звезды.
– Вубах уль кухар! – крикнул Лето поводырю.
– Субах ун нар! – донеслось из темноты.
– Это молодой Ассан Тарик, – хрипло прошептал Проповедник. – Он очень опасен.
– Все Отверженные опасны, – ответил Лето невозмутимым тоном, – но не для меня.
– Ты можешь видеть это так, но я не разделяю твоего видения, – произнес Проповедник.
– Но у тебя, вероятно, нет иного выбора, – сказал Лето. – Ты –
– Сейчас я ничто, кроме как приманка в ловушке, – с горечью ответил Проповедник.
– Алия уже клюнула на эту приманку, – сказал Лето, – мне же ее вкус не понравился.
– Ты не можешь этого сделать, – прошипел Проповедник.
– Я уже сделал это. Моя кожа более не принадлежит мне.
– Может быть, тебе еще не поздно…
– Нет, уже слишком поздно. – Лето склонил голову набок. Он слышал, как на их голоса вверх по склону дюны карабкается поводырь.
– Приветствую тебя, Ассан Тарик из Шулоха! – сказал Лето. Юноша застыл в нескольких шагах от него, как темная тень, осыпанная светом звезд. Во всем облике поводыря – в опущенных плечах и неловко повернутой голове – сквозила нерешительность.
– Да, да, – произнес Лето, – это именно я сумел бежать из Шулоха.
– Что я слышу… – заговорил Проповедник. – Ты не можешь делать это!
– Я уже это делаю. Что ж с того, что ты ослеп еще раз?
– Ты думаешь, что я этого боюсь? – спросил Проповедник. – Смотри, какого отличного поводыря мне дали.
– Я вижу, – ответил Лето и взглянул в лицо Ассана Тарика. – Ты что, не слышал, Ассан? Я – тот, кто бежал из Шулоха.
– Ты демон, – дрожа от страха, ответил Тарик.
– Это ты демон, – возразил Лето, – но ты – мой демон.
Он чувствовал, как нарастает напряженность между ним и отцом. Вокруг них шла война теней, проекций, созданных бессознательным. Лето ощущал множественную память отца, формы прошлых пророчеств, которые отделяли знакомую реальность настоящего от видений минувшего.
Тарик тоже почувствовал эту битву видений и спустился по склону дюны на несколько шагов.
– Ты не можешь контролировать будущее, – прошептал Проповедник, в его тоне звучало такое усилие, словно он поднимал громадную тяжесть.