При таких условиях ничего не стоило уклониться от встречи. Мордвинов, обучавшийся в Англии, женатый на англичанке и преклонявшийся перед всем английским, был сторонником этой общепризнанной нерешительной тактики. В делах флотоводческих он смыслил мало; зато «всеподданнейшие» доклады составлял прекрасно. Екатерина недаром говорила о его донесениях, что они «писаны золотым пером».
Совершенно других взглядов придерживался Ушаков. Он понимал, что действовать следует отнюдь не всегда по правилам; но всякий раз сообразуясь с данною обстановкою. Однако для подобного рода действий надо было по-новому воспитать людей.
Федор Федорович не считал возможным воспитывать их так, как это казалось наилучшим Мордвинову. В Севастополе хорошо запомнили его приказ по эскадре, данный в прошлом, 1787 году.
«Повиновение есть душа службы; молчанием оное соблюдается... — гласила мордвиновская мудрость. — Голос принадлежит только офицеру, дудка — унтер-офицерам, а матросам не должно иметь [ничего кроме] как руки... Матрос не должен осмеливаться сказывать, что должно делать, если какая веревка не отдана, то должен офицер приказать, а когда это упущено, то он виноват: пусть ломается и рвется, — матрос должен молчать... Я рекомендую всем офицерам войти в свои права, не делить оных с рядовыми и не уступать начальство подчиненным своим...»
Ушаков не меньше Мордвинова ценил порядок и дисциплину. Но матрос был для него не безгласным представителем массы «морских служителей», а разумным существом, от боевых качеств которого главным образом зависел успех.
Петровский «Устав морской» предписывал, чтобы «всякий человек, когда ни спросят, знал свою должность и место».
«Каждый воин должен понимать свой маневр», — учил Суворов.
«Всякий спешит исполнить ему должное», — внушал матросам Ушаков.
Ушаков жаждал помериться силой с противником. Но к этому отнюдь не стремилось начальство: Войнович боя не искал. А турецкий флот опять стоял у Очакова, по-прежнему угрожая Кинбурну. Потемкин искал человека, способного дать решительный отпор туркам в Лимане, и вызвал Ушакова в Херсон.
Однако Мордвинов немедленно отправил его обратно. Он получил за это от Потемкина выговор, но дело было сделано: Ушакову участвовать в действиях галерной флотилии не пришлось.
А флотилии этой придавалось большое значение. Ей предстояло защищать Херсон и вести борьбу за Очаков. И Потемкин, спешно ее пополняя, строил галеры в разных местах по Днепру.
Его энергии хватало на все — на постройку судов, отбор нужных людей, усиление морской артиллерии. Он являлся «главным командиром края», начальствовал над армией и флотом, море и суша были в его руках.
Потемкин принял решительные меры для охраны Крыма от турецких десантов. На случай, чтобы крымцы не ударили русским в спину, он приказал отобрать у татар оружие, а татарских коней выгнать за Перекоп.
А Эски-Хуссейн весной появился в Лимане; у него было десять кораблей, шесть фрегатов и пятьдесят малых судов. Но Потемкин успел усилить Лиманскую флотилию — в ней насчитывалось уже до семидесяти вымпелов.
Седьмого и семнадцатого июня турки дважды пытались уничтожить русские суда в Лимане, но потеряли два корабля и укрылись под защиту очаковских батарей.
«Севастопольский флот невидим...» — писал Суворов контр-адмиралу Нассау.
Поведение Войновича возмущало Потемкина: все его понуждения оставались напрасными — Марко Иванович в море не выходил.
Но в севастопольском Адмиралтействе кипела работа. Люди «переменялись на две вахты». Из Херсона на волах доставляли мачты; их доделывали и ставили на поврежденные суда эскадры. Ушаков сам следил за ремонтом. Работали день и ночь.
Восемнадцатого июля турецкий флот сделал попытку уйти в море, но попал под огонь кинбурнских пушек, запутался в трудном фарватере и, обстрелянный со стороны Лимана, потерял пять кораблей, два фрегата и еще несколько судов. После этого он ушел, оставив под Очаковом только свою гребную флотилию. Но ее вскоре заблокировал русский гребной флот.
«...Капитан-паша, — доносил в своей подробной реляции Потемкин, — гребною флотилиею разбит: шесть кораблей линейных сожжено, два отдались, будучи на мели... В плен взято людей с три тысячи, побито не меньше; наш урон мал. Генерал Суворов много вреда сделал неприятелю батареями...»
Возведенные Суворовым на Кинбурнской косе батареи загнали два упомянутых турецких судна на мель...
Восемнадцатого июня в море вышел Войнович. Марко Иванович сделал это, положившись во всем на младшего флагмана — командира своего авангарда.
И он мог быть вполне спокоен: авангардом командовал Ушаков.
Море было бурное и ветер — свежий, когда вышли из Севастополя. Эскадру Войновича составляли два корабля и десять фрегатов; за ними следовали двадцать четыре небольших судна, годных для разведывательной службы и крейсерства у берегов.