Дети доброй надежды

Города опустошены, селения разорены; все граждане преданы войне.

...Все дела политические управляются теперь калеными ядрами.

Конгрессы превращены в места сражений. Переговоры не иначе производятся, как пред фронтом армий.

...Частной человек, который бы изобрел средство истребить целой народ за одним ударом, почитался бы теперь за великого в государстве мужа.

В нынешние времена Политика не знает другой системы, кроме войны.

Армии всегда в готовности, и сражения не пресекаются...

Все народы прицеливаются стрелять...

Все общества разрушены, все народы расставлены по квартирам, скоро уже не осмелится род человеческой показаться в Европе.

Друг друга убивают, немилосердно лишают жизни. Кровавые реки наводняют землю; жестокое человеков побиение и ужас везде распростерты; смерть летает со всех сторон...»

«В стане пред Очаковом» скромный русский канцелярист трудился над переводом книги, призывавшей к всеобщему миру, а в это время на берегу Средиземного моря начинал свою карьеру будущий виновник европейских опустошительных войн.

Весной следующего, 1789 года человек этот дал о себе знать генералу Заборовскому, набиравшему на Корсике волонтеров, которые своими предложениями нередко ставили русских представителей в тупик. Так, корсиканское дворянство, напуганное революцией во Франции и решившее «ничего не щадить для противодействия беспорядку», тайно обратилось к русскому посланнику в Париже, Симолину, с просьбой о принятии Корсики под российский протекторат. Эти «добрые граждане», как они сами себя называли, искали покровительства государства, «которое бы великодушно поддержало несчастный народ, имеющий впоследствии воздать ему за то очень важными услугами». «По самом зрелом размышлении, — говорилось в конце записки — полагают, что таким государством всего удобнее могла бы быть Россия».

Симолин сперва отказался исполнить эту «слишком деликатную» просьбу и сообщить о предложении корсиканцев русскому двору, но затем согласился и переслал бумагу в Петербург при очередном своем донесении. Ответа он не получил.

С этой историей о протекторате, видимо, связан и другой, заслуживающий не меньшего внимания, эпизод. Почти одновременно с обращением корсиканцев к Симолину, к генералу Заборовскому обратился с просьбой о принятии его на русскую службу поручик французской армии Наполеон Бонапарт. Но Заборовский имел инструкцию — принимать иностранцев чином ниже против того, какой они имели. Поручик не согласился на понижение в чине, и генерал ему отказал. Тогда проситель вспылил и стал угрожать, что продаст свою шпагу туркам, но вместо этого кинулся к Томаре, пытаясь поступить на его каперскую флотилию; однако и тут получил отказ[161].

4

«Я должен сказать: на будущий год не будет морской кампании. Все силы истощены, способов никаких нет к восстановлению... Севастопольский порт ничем не снабжен, мастеровые в Москве и в Петербурге, леса на корне, железо в Сибири, припасы в дальних провинциях России, долгов бессчетно, артиллерии нет, доверенности нет нигде, а зима покрывает нашу степь».

Так писал Мордвинов, старший член Черноморского адмиралтейского правления, неделю спустя после взятия Очакова. Он извещал канцелярию Потемкина о невозможности подготовиться к морской кампании, потому что не верил в молодой русский флот.

Зима действительно покрывала Причерноморскую русскую степь, было без счету долгов, не хватало артиллерии, корабельный лес, припасы и материалы находились вдали от морских портов, — и Мордвинов приуныл.

Но его уныния отнюдь не разделял Потемкин. Он, не задумываясь, превращал в моряков сухопутных офицеров, находил способ сделать недостаточного калибра заряды годными и готов был сражаться на любых судах.

Не в пример Мордвинову, он понимал важность задачи, стоявшей перед Россией на юге: обезопасить берега Крыма и Приазовья и сделать свободным для русских судов Черное море. Борьба требовала величайшего напряжения всех сил и средств.

Кампанию 1789 года Россия начала в союзе с Австрией и Данией. Это вызвало ряд враждебных мер со стороны Фридриха-Вильгельма, нового прусского короля.

Из Польши пришел слух, что немцы дают полякам сорокатысячное войско, чтобы отторгнуть от русских Белоруссию, а от австрийцев — Галицию. А. В. Храповицкий отмечал в своих записках: «В Берлине делают воинские приготовления. Видно, что хотят воевать».

К туркам и шведам грозили присоединиться немцы. Борьба за Черное море предстояла упорная и длительная. И Потемкин, готовясь к генеральной встрече с противником, решил прежде всего с толком расставить людей.

Четырнадцатого апреля 1789 года Ушаков был произведен в контр-адмиралы. Вскоре — уволен Мордвинов, а вместо него старшим членом адмиралтейского правления назначен Войнович. Ему поручалось начальствование над всем Черноморским флотом, но «с передачей прав по заведыванию морской частью в Севастополе» Ушакову.

Так Севастопольский флот был отдан в надежные руки, а Марко Иванович получил почетный перевод в Херсон...