Вокруг Николаева росли адмиралтейские поселения, и в них оседали тысячи пришлых людей. Это были кузнецы, плотники, литейщики, конопатчики — беглые помещичьи крестьяне, солдаты-инвалиды, матросы, уволенные от службы, — целая армия постоянных адмиралтейских мастеровых.
В посаде Богоявленском было открыто училище земледелия, разбит сад лекарственных растений и начато в огромных размерах соление мяса для флота.
Потемкин приказал всем поселенцам сеять желуди — разводить близ Николаева корабельный лес.
Его воображению рисовались стопушечные корабли, грозная армада, цветущее парусами море, которое русская армия и флот возвратят родине навсегда.
Победа была близка. Она чувствовалась во всем — в размахе работ, в хозяйственной хлопотливости нового города и верфи, в том, что первыми строителями ее были пленные шведы — союзники турок в этой войне.
«Считая флот готовым к выходу в море, я сим предписываю тотчас вам выступить по прошествии весенних штурмов...
Господину генерал-аншефу Каховскому дал я повеление снабдить вас таким числом пехоты, какое для флота будет потребно. Я вам препоручаю искать неприятеля, где он в Черном море случится, и господствовать там, чтобы наши берега были им неприкосновенны...»
Приказ Потемкина Ушаков получил в начале июня. Севастопольская эскадра была готова. Оставалось подготовить к кампании порт.
Адмиральская канцелярия помещалась в небольшом каменном здании на берегу Северной бухты. Делопроизводство велось в ней немалое, и на столах громоздились томы «входящих и отходящих дел».
Федор Федорович любил порядок во всем и деловую переписку вел обстоятельно: аккуратно и пространно отвечал на письма, и случалось, что одному и тому же лицу писал по нескольку писем в день. Все бумаги он приказал заготовлять с копиями и подробно записывать их в журналы; кроме того, завел особую запись — «Новости», отмечая местные происшествия и политические слухи, залетавшие в Севастопольский порт.
Мичман Егор Метакса помогал ему в этом деле. Он был уроженец острова Крита, в числе многих греческих выходцев поступил в Корпус чужестранных единоверцев, основанный Екатериной II в Петербурге для иностранцев православного вероисповедания, и, окончив его, был произведен в мичманы с переводом на Черноморский флот. Присланный на эскадру Потемкиным, он обратил на себя внимание Ушакова. Мичман был умен, начитан, отличался безупречной выдержкой, свободно говорил по-турецки и знал английский и французский языки.
В канцелярии было душно. Накаленный добела город лежал за окнами; казалась горячей даже окаймлявшая его синева. Но синева эта освежала, и тянувший с воды ветерок колебал желтое пламя свечи, горевшей на столе перед мичманом. Сургуч дымился в его руке, и червонный сгусток, мгновенно твердея, схватывал бумагу. Метакса, готовя к отправке почту, запечатывал пакет.
Федор Федорович просматривал ведомость провианта и, водя по ее широким полям пальцем, говорил Доможирову, следившему за его рукой:
— Сухарей, рыбы и лука достаточно; булгура[175]
и оливок мало... Закупи немедленно!.. Ты, Дмитрий Андреевич, теперь капитан над портом, следовательно, в мое отсутствие отвечаешь за все. Продовольствие для флотских служителей должно быть улучшено и казармы достроены непременно, а то люди совсем измучились, зимуя на судах.— Достроить можно, — прогудел Доможиров, — только гвоздей у меня нет ни на корабельное дело, ни на казармы.
— Гвозди будут. Из Херсона пишут, что уже высланы. Но ежели окажутся негодные, ржавые, — отошлешь назад!.. — Федор Федорович помолчал, вспоминая, о чем еще нужно сказать Доможирову, и добавил: — По ходатайству моему за Еникальскую победу присланы наградные. Раздашь перед выходом в море: обер-офицерам — годовые порционные а нижним чинам — по рублю...
Метакса с пакетом в руках подошел к Ушакову.
— Прикажете отправить на казачьей почте или с курьером его светлости?
— Ни тем, ни другим способом... И адмирал посмотрел мичману в глаза.
Он остался доволен им, ибо на смуглом лице офицера не отразилось ни малейшего любопытства. Тонкий, с горбинкою нос и вздернутая верхняя губа придавали его облику девичье, наивное выражение, но непринужденность, с которою он держался, и умный взгляд его черных, навыкате глаз говорили, что Метакса вовсе не прост.
— Вы послали за Даниловым? — спросил Федор Федорович.
— Тотчас, как вы приказали.
— Почту в Николаев доставит Данилов, и впредь старайтесь с верной оказией ее отправлять.
— Есть, — коротко отозвался Метакса и, ни о чем больше не спрашивая, направился к своему месту, хотя было неясно, почему почту адмирала должен возить флаг-капитан.
Федор Федорович поглядел ему вслед и снова заговорил с Доможировым:
— Артиллерию должны нам доставить. Примешь, накроешь брезентом и поставишь в сараях на берегу... Возродились Липецкие заводы, — вставил он с усмешкою. — Теперь лучше будут снабжать пушками флот.
— Давно пора, — сказал Доможиров. — В казенных заводах проку-то больше. На Баташевских небось только купцу нажива, а делу обман...
Федор Федорович взял лежавший перед ним листок бумаги и повертел его.