Дети доброй надежды

И вдруг повезло Ивану: объявили ему чин подмастерья и велели на первом идущем в Николаев судне идти туда. А повезло по той причине, что старый слесарный мастер в Херсоне — Шишкин, который хорошо знал Полномочного, посоветовал начальнику вызвать в Херсон Ивана, так как почувствовал, что ему уже трудно управляться с делом одному.

Для простого матроса перевод из слесарей в подмастерья был важным событием. Полномочный рассказал об этих знаменательных для него днях жизни в бесхитростных записях своего дневника:

«...Вдруг прибегает ко мне в слесарную, в адмиралтейство, генеральный писарь Ушакова — потом вместе служили на корабле, приятель, — я что-то паял в горне, и он меня ударил по плечу. Я оглянулся, а он рассмеялся и поздравляет меня подмастерьем; говорит: «Бросай клещи и сам командуй!» Я напротив ему сказал: «Полно шутить, Афанасий Иванович!» — «А как не веришь, то пойдем со мной». И потащил меня в канцелярию, показал указ... Я с работы пришел в корабельную свою команду... Наши корабельные офицеры узнали и все меня поздравляют; пирог ели, а на другой день меня к присяге привели. Тут меня спрыснули, и закусили офицеры. На другой день я пришел на работу в слесарную, тут приходит Ихарин наш, Федор Иванович, сел на скамейку и скосился — у него такая привычка была, — и говорит мне: «Ваня, отчего это вышло? Я тебя не представлял; верно, ты переписки имел, просил». Я тут божился, что ничего не знаю и никаких моих просьб не было, и он тут сказал: «Я тебя скоро не отпущу, поработай у меня». Проходит две недели; вторично указ экспедиции: прислать непременно на первых судах. Нечего ему делать. И отправили на шхуне новой, идущей в Николаев...

[В Николаеве]... переночевал и пошел явиться господину генерал-цехмейстеру, Петру Федоровичу Герцыгу... Сидит в креслах, парикмахер ему голову убирает пуклями. Он увидел меня, сейчас громко заговорил: «А! Здравствуй, мастер!.. Ну, мастер, говорит, мне тебя рекомендовал старик Шишкин, слесарный мастер: ты хорошо работаешь и грамоте знаешь. Он стар и туп глазами; так я тебя прошу его не оставлять, помогать и слушать его. Я тебя отправлю к нему в Херсон...»

В Херсоне Иван «пристал на квартиру» к мастеру Шишкину, быстро пригляделся к работе и начал в Адмиралтействе «мастеровыми слесарями повелевать».

А вскоре случилось так, что встретил он на улице знакомого доктора — Данилу Самойловича, одного из бесстрашных гонителей херсонской чумы. Вспомнил Иван знойное лето 1784 года, когда лежал он больной, всеми покинутый, в карантинной яме, но штаб-лекарь Зубов навещал его аккуратно, потому что начальник Зубова — Данило Самойлович — о больных не забывал...

Старенький доктор первый узнал Полномочного, остановился, закидал вопросами и, услышав о его удаче, потрепал по плечу. «А я-то в отставке находился — грустно сказал он. — Шесть лет был не нужен... А теперь на Тамани и в Фанагории снова моровая язва, вот и вспомнили обо мне — на чуму шлют...»

4

В последний год жизни Екатерины велись приготовления к войне с Францией. Уже был заключен договор с Англией, и туда отправилась вспомогательная эскадра вице-адмирала Ханыкова. Суворов, удостоенный наконец жезла фельдмаршала, принял командование Новороссийской армией и, находясь в ее штаб-квартире — Тульчине, усиленно обучал войска.

Там, в строевых занятиях, в работе над войсками тульчинского сбора, окончательно сложилась его система военного воспитания — великая «наука побеждать».

Но Павел, вступив на престол, отменил французский поход, отозвал из английских вод русскую эскадру и объявил, что Россия должна отдохнуть от беспрерывных войн Екатерины. Заодно он пытался отменить и суворовское военное искусство, начав перестраивать армию на прусский образец.

В истории России это происходило вторично. Петр III уже однажды стеснил войска пагубной немецкой муштрой. Теперь его сын возрождал эту муштру, косы, букли, власть кабинетных диспозиций — все, что убивало вольный воинский дух.

Близ Павловского дворца была терраса, с которой новый император мог видеть всех часовых, во множестве расставленных вокруг. С зрительной трубкой в руках наблюдал он за местностью с этой террасы и то к одному, то к другому часовому посылал лакея с приказом: застегнуть или расстегнуть пуговицу, выше или ниже держать ружье.

Павловский солдат носил широкий и длинный мундир с фалдами, узкие короткие штаны, треугольную шляпу, напудренную косу, перевитую черной лентой с бантом, чулки, подвязки и лакированные башмаки, которые мешали ходить.

Форма одежды гатчинских войск Павла I была скопирована с прусской и поражала необыкновенной пестротой: полк от полка отличался цветом воротников и обшлагов — красных, розовых, оранжевых, белых; были и такие невероятные по своим названиям и оттенкам цвета́, как абрикосовый, селадоновый (зеленый), железный (синий), дикий (темно-серый), изабелловый (бледно-соломенный), кирпичный. Один молодой человек, увидев приятеля в новой павловской форме, сказал: «Здравствуй, прекрасная маска!» — и угодил за это в Сибирь.