— Сперва к туркам, потом к грекам, а случится — и во французские воды заглянем... — Тут Федор Федорович подумал, что он, быть может, больше никогда не увидит Федора, и добавил: — Хочешь, возьму тебя с собой?
— Нет уж, батюшка... — И старик покачал головою. — Ветхий я стал. Куда мне по чужим морям ездить?.. За домом бы доглядеть, тебя дождаться... С своей земли нипочем не сойду!
— А дом-то я заложил... — тихо сказал Федор Федорович. — Эскадру снарядить было не на что... Казенных денег, сам знаешь, сколько ждать надо...
Он как бы оправдывался перед Федором и, говоря это, искоса на него поглядывал, ожидая, что старик вот-вот взорвется. Но тот промолчал и, немного постояв, вышел с совершенно мирным и равнодушным лицом...
Федор Федорович принялся собирать нужные для дальнего плавания вещи.
Он отложил кое-какие газеты и книги; три подзорные трубы; только что присланные ему карты архипелагского атласа; увидел на столе флейту — отложил и ее.
Потом развернул одну из карт и провел пальцем черту от вод Архипелага до острова Корфу.
Слова Суворова сбылись: начиналось «дело с французом». Этого следовало ожидать, к этому шло на протяжении последних лет.
Павел, сначала стремившийся сохранить мир с Республикой, постепенно изменил отношение к ней.
Он дал приют в Митаве королю-беглецу Людовику XVIII и принял на службу многих французских эмигрантов. Это было вызовом.
Когда французы заняли Ионические острова, они арестовали русского консула на острове Занте. Это уже был разрыв.
Теперь шли переговоры России и Англии о возобновлении договора, заключенного при Екатерине. К союзу собиралась примкнуть Австрия. Бросок Бонапарта в Египет нарушил его дружбу с Турцией, и она также готовилась объявить французам войну.
Союз с Портой еще не был скреплен, но она уже просила о помощи, и Ушаков должен был поспешить к Босфору. Он имел, однако, приказ соблюдать «великую осторожность» и не вступать в Пролив, пока не будет согласия турок на свободный проход туда и назад.
Ушаков разглядывал карту, соображая сроки и расстояния, намечая план действий в ионических водах. Углубившись в это занятие, он не заметил, как снова вошел Федор и положил на стол небольшой узелок.
— Возьми, батюшка! — сказал он так, словно, прося об этой чести, боялся, что ему откажут. — За пятнадцать годов скопил я малость... Пусть и моя денежка на флот пойдет.
Федор Федорович был растроган. Он порывисто встал с намерением обнять Федора и ответить ему признательным, задушевным словом, но тут в прихожей зазвенел колокольчик, и старик побрел открывать...
Это был Метакса. Теперь уже лейтенант, он держался с еще большей, чем прежде, уверенностью и, казалось, щеголял своей выдержкой, несколько странной для его молодых лет.
— Прошу садиться! — встретил его Ушаков. — Не взыщите — беспорядок у меня: укладываюсь...
В руках у Метаксы были иностранные газеты и пачка бумаг.
— Все статьи политические, — деловито сказал он, — я просмотрел. Местам особо важным составлены экстракты и сделаны переводы.
Федор Федорович одобрительно кивнул головою.
— Я надеюсь, что в нынешнем плавании вы окажете немалую пользу знанием языка и обычаев тех мест.
— Сколь силы мои позволят... — скромно ответил Метакса и покосился на стол, где кучею лежали ржавые гвозди.
— Не подумайте, что этот дрязг я беру с собою, — сказал Федор Федорович, поймав его взгляд.
— Нет, я догадываюсь...
— Догадаться нетрудно... Я собрал таких гвоздей множество и намеревался послать в Петербург, дабы знали, на чем флот держится и каково меня здесь снабжают... При ремонте судов все гвозди, какие есть, рассыпаются!.. Да теперь уже поздно о сем стараться, и я намерение свое отложил.
— Но мы снимемся в срок?
— Завтра, в час, мною назначенный... Выходим при крайнем недостатке всех припасов!.. А кампания предстоит бесподобная!.. — Лицо Ушакова стало вдруг бодрым, совсем моложавым. — Русский флот в союзе с турецким будет сражаться вдали от своих берегов!
— Я слышал, — сказал Метакса, — будто и войска наши идут за границу. Вступает снова в войну Австрия, и ей в помощь посылается русский корпус.
— Да, — подтвердил Федор Федорович, — воевать будем за рубежами. И я рад, что отдохну наконец от здешних утомительных обстоятельств, бесполезной траты бумаги и душевных сил... Вы, Егор Павлович, — продолжал он с горечью, — всего ведь не знаете. Неизвестно вам, что я вынес, прежде чем стал начальствовать флотом, и какие сейчас претерпеваю обиды... А жаловаться некому!.. Вице-президент Адмиралтейств-коллегии Кушелев — человек пустошной. Он сюда, изволите видеть, наказ прислал, наставление, как мне действовать против французского флота: буде войдет в Черное море — выждать, пока рассеется бурею, а затем разбить по частям...
— А ежели бури не будет? — лукаво спросил Метакса. — Тогда как же?
— Тогда не препятствовать неприятелю и допустить его к берегам нашим. Так надо понимать!
И Федор Федорович умолк, сдвинув брови и выпятив подбородок.
Метакса быстро сказал:
— Но французский флот не появится в наших водах.
— Судя по нынешнему поведению турок — вряд ли.