Дети Эдема

– Но не забудет о том, что должна помочь нам.

Он пристально смотрит на меня.

– Мне кажется, эта девушка что угодно для тебя сделает.

Не зная, что сказать, я прикусываю губу.

– Как тебе удалось уговорить Флинта? – Я меняю тему, надеясь, что это не слишком бросится в глаза.

Лэчлэн смеется, и мне это приятно. Люблю видеть Лэчлэна улыбающимся, шутящим. От этого на душе легче становится, чувствуешь себя… счастливой. А как вести себя с другим Лэчлэном – воином, лидером… мужчиной… я не знаю.

Лэчлэн заговорщически понижает голос:

– Думаю, главное для него – весьма большая вероятность того, что в ходе предстоящего предприятия меня просто прикончат. Мы то и дело бодаемся, и знаешь, мне кажется, он сам хочет раздобыть импланты и поменять весь наш план. Вот и разрешает мне помочь тебе. Мне, в одиночку. Ход его рассуждений таков: попытка освобождения Эша заканчивается неудачей, я не возвращаюсь, мы с ним в расчете, и теперь тебе придется отвести к киберхирургу его.

Ну и тип этот Флинт, оказывается, совершенно безжалостный. Борьба за спасение второрожденных не должна становиться борьбой за власть между двумя харизматичными лидерами.

– Не будет ему никаких линз, если… не будет тебя.

Он кладет мне ладонь на плечо, но тут же спохватывается и отдергивает руку.

– До этого момента ты была на высоте, но не надо иллюзий – он способен заставить тебя заговорить. Его методы это… не мои методы. Я не считаю, что причинение боли может способствовать построению лучшего общества. Смерть, при определенных обстоятельствах, – вероятно. Но в мире и без того слишком много страданий и жестокости. Не хотелось бы без крайней надобности умножать их.

Я ощущаю сейчас такую близость к нему! Тепло переполняет грудь, разливается по жилам, доходит до кончиков пальцев. Откуда это? Откуда этот отклик плоти? И почему он направлен на двух совершенно разных людей? В том ли дело, что раньше я просто никого не знала, жила сама по себе? Может, меня очаровывает сама идея человечности?..

– Неужели нет ничего, совсем ничего, что могло бы сделать Флинта добрее? – спрашиваю я.

– Почему нет? Есть. Девушка, во всем похожая на меня, – подмигивает мне Лэчлэн. Я чувствую, что заливаюсь краской. – Нет, встать на твою сторону – да если уж на то пошло, то и на мою тоже – Флинта не убедишь. Но выход, конечно, найти можно – с твоей помощью. – Он наклоняется ко мне и шепчет прямо в ухо: – Итак, если ты не против, мы попробуем побить Флинта его же оружием. Нынче ночью мы идем к киберхирургу за линзами.

У меня мелькает тень подозрения. А что, если я встану на его сторону, а после он откажется помочь мне вызволить Эша?

Но нет. Я ему доверяю.

– И тогда Флинту поздно будет охотиться за линзами, да и не только в этом дело: я сделаюсь настолько нужным Подполью, что он не рискнет отпустить меня в Центр одного. Придется дать мне несколько человек в подкрепление. Ну, и шансы на успех, естественно, увеличатся.

Прекрасный замысел, я готова аплодировать Лэчлэну. И все же имеется одна неточность.

– Не тебе дать подкрепление. Нам. Я иду с тобой.

И хоть он долго отговаривает меня, ничто не помогает. Не дам я ему одному идти на это опасное дело.

21

Так много всего происходит и так стремительно. Шестнадцать лет не происходило ничего, и вот целая жизнь, полная опасностей, бед, удивительных приключений и переживаний, спрессовалась в несколько дней.

Вскоре мы отправляемся, идем другим проходом, не тем, каким я проникла сюда. Минуем целый лабиринт змеевидных тоннелей, переходящих один в другой. В какой-то момент вроде как упираемся в тупик, но Лэчлэн сдвигает камень, за которым скрывается скользящая на полозьях низкая каменная дверь. Она бесшумно отъезжает в сторону. Какое-то время приходится ползти, затем мы добираемся до места, где снова можно распрямиться. Я потеряла всякое представление о направлении, но Лэчлэн точно знает, куда идти.

Считается, что я сейчас мирно почиваю, пока Лэчлэн сильно рискует ради меня. Я не вполне верю, будто Флинт надеялся (пусть не до конца), что у Лэчлэна ничего не выйдет. Сам же Лэчлэн, выводя меня из Подполья кривыми, постепенно все круче поднимающимися вверх коридорами, кажется совершенно уверенным в себе. Более того, бодрым и веселым.

– Ты даже не представляешь себе, насколько это для нас важно, – в десятый, наверное, раз повторяет он. – Если удастся заполучить настоящие линзы, все переменится.

Хотелось бы знать, почему именно, да поточнее, но всякий раз, как я задаю этот вопрос, он бормочет что-то невнятное либо меняет тему. Я знаю, что он хочет проникнуть в высшие круги под маской слушателя элитной академии, но что еще? Что дальше? Я начинаю беспокоиться. Сколько уж раз я доверялась ему – и историю жизни Ларк рассказала, и про линзы тоже. Я отдаю себе отчет в том, как опасно делиться секретами, – взять хотя бы Ларк, дорого заплатившую за то, что рассказала обо мне людям, которым привыкла верить, – но когда от тебя самой что-то скрывают, становится не по себе.