Дети-эмигранты. Живые голоса первой русской волны эмиграции 1918-1924

Затем следует вышеприведенная цитата.

Текст, предшествующий признанию (2).

«Арестовали отца… Нам не дали даже попрощаться, сказав: “На том свете увидитесь”… После их ухода мы стали молиться за спасение отца… Только через месяц нам удалось его увидеть на работах по погрузке вагонов… Пришли немцы… Отец вернулся… Ему перебили ногу и укоротили руку. (В чрезвычайке или на работах – неизвестно)… Опять большевики… Отец опять попал в чрезвычайку, где он заболел. Чтобы лечь в больницу (которая была при тюрьме), нужно было сесть кому-нибудь из семьи на его место. Мать и сестра как женщины не могли, пришлось идти мне. Просидел я в ней 2½ недели. За этот срок меня четыре раза пороли шомполами за то, что я не хотел называть Лейбу Троцкого благодетелем земли русской и не хотел отказаться от своего отца… Каждую ночь совершался обход чекистов… заключенных уводили в нижний этаж на пытки и расстрелы… Однажды после обхода меня взяли в число заключенных идти в подвал. Я не понимал ничего. Голова шумела. Я думал о другом. Мне что-то говорили друзья отца, но я не слушал. Мне хотелось молиться, и я не мог.

В 12 часов ночи за нами пришли красноармейцы, с которыми была одна женщина. Построив нас по росту, они отвели в подвал, темный, сырой, с каким-то неприятным запахом. Раздев нас догола, среди нас были и женщины, они отобрали несколько офицеров и поставили к стенке. Прогремели выстрелы, раздались стоны. После первых жертв женщина комиссар отобрала женщин и передала красноармейцам для потехи у нас же на глазах. Я находился в каком-то оцепенении… Ко мне подошла чекистка и сказала: “Какой ты красивый мальчик. Знаешь что! Идем со мной на ночь, и ты будешь счастлив. Ты многое узнаешь и станешь моим товарищем”. Не слыша моего ответа, она грубо засмеялась и потащила меня в смежную комнату. Не помня себя, я закричал и заплакал. Она оттолкнула меня и сказала: “Уведите назад этого паршивца, я сегодня не в настроении”. Очутившись в камере, я потерял сознание. Очнулся уже дома, на своей кровати с перевязанной головой… Папа выздоровел и сменил меня. Я уже больше трех недель лежал в горячке. (Приближалась Добровольческая армия.) Придя домой, я застал… сестру в слезах. Ничего не говоря, сестра указала на газету. Я взял, и опустились руки. Там было написано, что сегодня ночью отец и другие будут расстреляны как бывшие офицеры-черносотенцы. Мы не знали, что делать. Решили пойти отслужить молебен Преподобному Даниилу, святому отца».

После этого следует вышеприведенное признание (2).