Дети Гамельна. Ярчуки

Жара давила на плечи, пригибая к земле. Хотелось сползти с седла и рухнуть под коня, чтобы хоть на жалкие мгновения оказаться в тени. Мирослав вытер пот, глотнул почти горячей воды из фляги. Вроде бы и стеклянная, и войлоком обтянута, а один хрен степлилась. Жаль, нельзя до глубокой осени просидеть в каком-нибудь овраге-ерике. И чтобы ручеёк бежал рядышком. Холодный, быстрый…

Всадник, что до этого ехал в кучке остальных наёмников, подъехал поближе. Оскалился улыбкой, до сих пор не потерявшей ни единого зуба:

— Эй, капитан, а какие в том Киеве бабы?

Если говорить честно, то бойкий и шумный наёмник, постоянно напоминающий, что он ведет род чуть ли не от Ягайлы[15], был для Мирослава подобием мухи. Жужжащей и надоедливой. Вот только если насекомое всегда можно прихлопнуть, то от Збыха было так просто не отделаться. Иногда даже хотелось прирезать навязанного Орденом парня — никто бы и слова против не сказал. Пан Збых успел встать поперёк горла у всей банды. А ведь и двух недель не прошло с того момента, как банда села на судно, что шло в Крым… В Ордене решили, что быстрее будет высадится на берегу и пересечь степь, чем ползти по дорогам Европы. Не видели они той степи! И к мнению новоиспеченного капитана, конечно же, не прислушались…

Но начинать дело с убийства своего же, хоть он и литвин, к коим у капитана имелись давние счёты, было против всех правил. Что Божьих, что человеческих. Да и вообще, как-то неправильно. Свой же, хоть и жужжит. А с другой стороны, были у Збышека таланты, которые могли пригодиться. Если, конечно, парень не соврал. С такого балобола-трепуна станется…

— Каким может быть бабьё по такой жаре? — раздраженно отозвался капитан, прикидывая, не повредит ли княжичу сломанный нос, если вдруг чего. — Потным и вонючим.

— Лишь бы не поперёк устроено было! — снова оскалился потомок великого князя и пришпорил бедную лошадку. «Загонит каурую мудило литвинское — пешком пойдет. И седло на горбу потащит!»

Мирослав проводил недобрым взглядом клятого вылупка, сокрушённо сплюнул и полез в суму за кисетом — на себе хранить выходило паршиво, потная вонь делала табак негодным куревом. Только собакам нюх отбивать и пригодился бы.

— Были бы деньги, да хрен стоял, остальное приложится, — подал голос Диего Угальде, что был лейтенантом их маленького отряда. Единственный из банды, кто Мирослава не раздражал. И единственный, на кого можно было положиться среди отребья, набранного в лютой спешке чуть ли не по кабакам славного города Дечина. И Рим спешил, и Орден спешил, а разгребать последствия этой торопливости приходится капитану, что хотел всю жизнь оставаться сержантом.

— Верно, — Мирослав не спеша набивал трубку, — будут и деньги, будут и бабы. Хоть потные, хоть остывшие. Главное, найти, кого следует.

— И отодрать как следует! — хмыкнул испанец, и продолжил: — Эль команданте[16], наши орлы нашли что-то интересное! Думаю, и нам стоит взглянуть.

Впрочем, Мирослав и сам видел, что молодежь спешилась и, сбившись в кучу, что-то рассматривала на обочине.

— Вряд ли там деньги или бабы… — задумчиво протянул капитан, почесав взопревший затылок. — Разве что очень дурно пахнущие бабы…

Неожиданной находкой оказался сапог. Самый обыкновенный, татарский. Вот только весь покрытый чем-то липким и, судя по всему, не очень хорошо пахнущим. Мирослав нюх себе постоянным курением отбил давным-давно, но вряд ли бы солдаты морщили рожи просто так.

Угальде опередил. Спрыгнувший с коня лейтенант отобрал у наёмников сапог, содрал зубами перчатку с левой руки и коснулся голенища кончиками пальцев. Нежно, будто ласкал женщину.

— Сожрали хозяина обувки, — с деланной печалью протянул испанец и передал находку подошедшему командиру.

— Волки? — спросил Магнусс, что служил когда-то шведскому королю Густаву Адольфу в хаккапелите[17]. Помнится, бывший кавалерист хвастал в подпитии, что считался в своих финских лесах неплохим охотником. Врал, скотина. Здесь другой хищник побывал. На волка совсем непохожий.

Мирослав поднес сапог к самому носу. Глубоко вдохнул. Ну да, так и есть. Давненько не слышал этого запаха. Находка полетела в колыхавшееся серебристое море ковыля. Капитан брезгливо вытер перчатку о штаны.

— Сопливый волк какой-то, честное слово! Хотя, был бы я безногим, тоже таким стал бы. Слюнявым и мерзким…

— А еще очень, очень длинным, — развил мысль командира Угальде.

Банда всем видом изобразила внимание. Лошади и те вытянули морды, чтобы, не дай бог, не прослушать слов умного человека. Но тот, решив, что сказано достаточно, замолчал.

— Идиоты, — вдруг выругался капитан, ткнув пальцем чуть левее того места, где был найден сапог. — Я, старый и больной человек, должен тыкать мордами в грязь молодых здоровых лбов, чтобы они сумели разглядеть хоть что-нибудь?!

Молодые и здоровые дружно развернулись в ту сторону, куда указывал командир.

Странное дело, пока не было подсказки, никто ничего не видел. Теперь же широкая, в два шага самое малое «просека» в высокой траве так и лезла в глаза.