Дети Гамельна. Ярчуки

Получившееся блюдо Збых называл кулешом. Мол, самая степная еда! Миску наваливай, жри да нахваливай! Жрать получалось, нахваливать — не особо. Один Литвин наворачивал свою стряпню, чуть ли не с урчанием. То ли оголодал, то ли показать хотел, что не пересолил. Сам дурак, никто испорченное варево в глотку не пихал.

— Так, мои любезные, — совсем не любезным тоном произнес капитан. И, дождавшись, пока все наёмники посмотрят на него, а не на соседскую миску, где кулеш определенно вкуснее, продолжил:

— Часовым не дремать, кого поймаю спящим — хрен обкорнаю. Мы не посреди Дечина. Тут могут и сожрать. Никто, думаю, не хочет, чтобы его сапог встал поперек горла какой-нибудь гадины?

Магнусс прочистил горло кхеканьем и сказал:

— Того несчастного съела змея, капитан. А змеи же, они дневные твари. Им ночью холодно.

Мирослав тяжело вздохнул:

— Люди тоже твари дневные. Но спроси-ка у нашего лейтенанта, дрогнет ли рука, если он будет резать чью-то глотку не под солнцем, а в темноте и на ощупь? Его соплеменники во Фландрии плевали на подобные условности, когда драли с голландцев шкуры.

Усы испанца волшебным образом растопырились. Да и сам лейтенант приосанился.

— Дневная или ночная, — раздражённо продолжил Мирослав, — даже упырь выскочит на солнечный свет, если почует добычу. А мы сейчас говорим о мерзкой и пакостной твари, что шагов тридцать в длину и толщиной с винную бочку. Думаешь, она нажралась каким-то тощим татарином?!

— Шагов тридцать в длину, — задумчиво протянул Угальде, перемигнувшись с Мирославом. — Эту тварь вообще возможно убить?

— И не таких бобров любили, — непонятно, зато убедительно произнес капитан. Но, глянув на моментально покислевшие лица молодых бойцов, усмехнулся и продолжил: — Лет сто назад, правда, чуть поближе к Азову…

— Азов — это где? — тут же встрял неугомонный Збых.

— Лиг двести на восток, — пояснил Котодрал, оглянувшись на командира. — Это тот, где местные степные разбойники пять лет оборонялись от султанского войска[20]? Правильно?

— Правильно. Тот самый городок, — кивнул Мирослав, выпустил клуб дыма, помолчал немного. — Ну так вот, где-то в степях, подальше от нас, ближе к Азову, завелась подобная сволочь. Жрала овец, коров, лошадей. Людьми тоже не брезговала. Многих съела…

Пауза затянулась.

— И?

— А потом приехали два десятка янычаров из самого Стамбула. И они, помолившись всем Богам, которых помнили, взяли свои ятаганы да изрубили ту змеюку на куски. Стамбульские янычары — ребята хваткие, привычные ко многим страстям.

— … Но редкие сволочи! — глубокомысленно добавил лейтенант. И, поддернув рукав рубахи, коснулся шрама, безобразно протянувшегося по левой руке от кисти до локтя. Словно некий повар-шутник хотел срезать одним движением всю мякоть с костей…

Кто-то из молодых судорожно сглотнул.

— Змею проще угробить, чем дракона! — испанец подкрутил длинный ус. — Мой славный прадед собственными руками убил сразу троих драконов в горах Сьерра-де-Гредос! Правда, у них у всех в брюхе оказалось не мясо невинных девственниц, а обычнейшая трава.

— Ну это понятно, что беднягам пришлось харчиться травой! Откуда в Толедо девственницы?

— Збых, заткнись! Диего, спрячь оружие! — рявкнул Мирослав, остановив грядущее смертоубийство.

Литвин с испанцем обменялись недобрыми взглядами.

«Боже, если ты все же есть на небе, — взмолился капитан, — помоги мне саморучно их всех не поубивать!»

— Хорошо, если нашего неведомого дружка действительно сожрала змея, а не кто-либо иной, — вернулся к разговору Мирослав. — Ночные тут тоже водятся. Всякие. Степь — она древняя. Помнит многое…

— Расскажи, — сквозь зубы бросил Угальде. Лейтенант вернул клинок на место, но на Збыха таращился кровожадно. Литвин не отставал…

— Да тут и рассказывать особо нечего. Я-то не учёный. Но если не растекаться словесным поносом, то жил здесь задолго до всех библейских времен народ, что привносил в жизнь народов, живших по соседству, много доброты, тепла и всяческих чудес. Волосы врагам отрезал вместе с кожею и возил, прикрепив к седлу. Поговаривают ещё, что любимым напитком у тех степняков была жаркая кровь врага, которую они пили прямо из горла, до конца его, в смысле врага, не прирезав. Опять же, якобы могли живому вражине печенку выгрызть. Но это вряд ли, — капитан почесал подбородок. — Я как-то пробовал. Очень неудобно — ребра в рожу колют. Послушать ученых про этих самых скифов, и выйдет, что они куда хуже турок с маврами. Но так, думаю, и не бывает — агарян переплюнуть трудновато. Да и рассказы о том, что творили местные, скорее всего, враньё. В людском обычае приписывать соседям всякие мерзости. Хотя, та же шляхта свой род от этих злодеев выводит…

— Может и не врали, — пожал плечами Угальде. — Один мой товарищ из Бразилии, тот самый, что из бывших вояк, нечто подобное рассказывал и о тамошних аборигенах.

— Признаюсь, я не верю, что скифы ближе к Ночным, чем прочие люди.

— Шкифы? — не сумел справиться с трудным словом Збых. — Герр капитан, а что эти твои «шкифы» знали о змеях?