Дети Гамельна. Ярчуки

Но к чему ведёт капитан, сообразил не только Котодрал. Молчаливый обычно Руперт замахал руками, привлекая внимание.

— Эй, капитан! Мы на такое не подписывались! В контракте и слова нет, что мы должны гоняться за гадюками-переростками.

— Красавчик, ты дурней трех валахов! Нас навещала не гадюка-переросток, а отожравшийся уж. Ты боишься ужей? — ехидно спросил Мирослав.

— Уж, гадюка — какая разница, если про них нет уговора?! — прыщавая харя англичанина пошла пятнами, — я не нанимался ловить в долбаной степи долбаных змей!

— Раз нет уговора, то можешь посидеть в сторонке, — презрительно хмыкнул испанец. — А мы её поймаем и отрежем ей башку.

— И продадим циркачам, — добавил капитан, — возьмем серебром по весу. Ну или золотом, если у них не хватит серебра! А теперь, когда все пошутили и посмеялись, то пусть слушают внимательно. И не говорят, что не слышали. Кто боится — свободен. Моей банде не нужны трусы, не способные даже поймать червяка! Ну а кто в деле, тому я обещаю неплохую прибавку. Пять талеров, к примеру.

Наёмники начали переглядываться. Мирослав деланно хмурился, оглаживая рукоять пистолета. Нехитрые мысли молодёжи читались влет. На одной чаше — змея, в которой двадцать-тридцать шагов злобности и которая может в легкую утащить лошадь. На другой — пять талеров. И степь. Выжить одному трудно — мало ли, вдруг змея не одна? Или татары какие? Или вообще страшные запорожцы, с которыми многие хорошо знакомы по скоротечным, но кровавым стычкам среди европейских лесов и дорог, а кто не сталкивался лично, тот преизрядно наслушался всяческих ужасов. Вообще, страшные тут люди живут и жили! Одно слово — шкифы!..

***

— Эль команданте, признавайся, скольких владельцев пережили эти, — испанец прищелкнул пальцами, подбирая нужное слово.

— Маляры зовут их «эскизами», — ответил Мирослав, осторожно разворачивая тугой свиток. Затасканная бумага, кое-где прожженная, так и норовила завернуться обратно. — Но это карта. Не скажу, что подробная, но есть шанс оказаться в нужном месте. А вот где её откопал Орден, мне знать не дано.

— А ведь всё узнаваемо! — удивился испанец, ведя пальцем вдоль прихотливо извивающейся полосы. — А мы где?

— Примерно тут, — ткнул капитан.

— Чудны дела твои, Господи! — перекрестился Угальде. Бойцы, сидевшие в сторонке, как по команде, повторили жест лейтенанта. На всякий случай.

— Ничего чудного, — буркнул Мирослав и, скрутив карту, сунул её в тубус, — ты был прав, когда назвал это эскизами. «Её хвалил сам Боплан[23]!» — передразнил он кого-то. — Чтоб его черти подрали, этого сраного лягушатника! «Подробный план Диких полей, граничащих с украйнами Речи Посполитой», мать её за ногу да афедроном на пушку!

— Мадонна свидетельница, карта, возможно, и паршива, но к чему такая желчь? — недоумённо сказал испанец. — Мы прекрасно обходились без карт, обойдемся и сейчас. Если же тебе она не нужна, — добавил Диего, видя, как взбешенный капитан прокручивает крышку тубуса, — то я с готовностью приму её в дар!

— Пригодится как растопка для костра, — отрезал Мирослав.

— Ещё из бумаги можно накрутить патронов! — миролюбиво добавил лейтенант. — Или пыжей.

Капитан спрятал тубус в мешок и ненадолго задумался.

— Литвин не дозвался гадину. Но где её логово, примерно подсказал. Как он там? — неожиданно поднял голову Мирослав, глядя куда-то сквозь Угальде.

— Живой. Пьёт вино и ругается.

— Значит, точно живой, — протянул капитан.

Испанец, несколько раз оглянувшись по сторонам, собрался с духом,

— А как мы её будем убивать? Она же большая.

— Покажем гадину Руперту, а после заткнем её гадскую пасть обгаженными штанами нашего рыжего ублюдка.

Диего только хмыкнул:

— У тебя сердце из громадного куска льда с самых высоких вершин! Ну а если серьезно? Ты же не думаешь, что мы придём к змее в её змеиную пещеру и отрубим голову? Всё же, в этом дьявольском творении тридцать шагов злобного шипения! И она не травоядный дракон, коих великое премножество упокоил мой славный прадед, да будут холодны угли под его котлом! Или мы забросаем её тем серебром, что ты посулил?

Капитан молча подошёл к своему вьюку, расстегнул пряжку одной из сум. Испанец присвистнул:

— А я все никак не мог понять, отчего он так тяжёл. Думал, ты спёр из собора Святого Марка одного из тамошних коней![24]

— В отливку пошли их отборные каштаны, мой друг!

***

Хитрая бестия нашла приют в месте, где сходились две тихие и мелкие речушки. Получившееся болото, обильно заросшее рогозом, одним краем упиралось в скалы. Похожие на гору, куда они с Литвином взбирались, но чутка повыше. Сверху росли кривые сосенки и одна, неведомо как оказавшаяся на такой высочени, грушка-дичка.