— Начали мы отсюда, — Мирослав ткнул пальцем в густую россыпь пятен засохшей крови. — Прочесали все вокруг по спирали. Нашли малую тропку. Свежая. Тропа чуть прибитая, почти и поднялась вся. Только эти твари некрещеные забыли, что кровь сочиться любит. И сами за собой весь путь и открыли. Намного лучше хлеба Рапунцель дорожку отпунктировали.
— Мир, ты с какой курвой ночевал? — хмыкнул капитан. — Мудреные слова, как из рваного мешка, сыпешь.
— Пастор местный провел ночь в бдении и молитвах во спасение, — ответил сержант с постно-благочестивым видом. — А служанка его решила, что богоугодно будет скрасить ночь Божьему охотнику.
Тут уж весь отряд грохнул смехом и воплями одобрения. Служанку видели многие, и почти всем она пришлась по вкусу. Сержант расплылся в довольной улыбке.
— Отставить шум! — рявкнул Швальбе, дав отсмеяться отряду. — Мир, хватит хвастать. Дорогу не забыл, пока пыхтел?
Двинулись дальше, шли медленно, рассыпавшись в виде клина — сержант впереди, остальные за ним, почти все с тромблонами вместо привычных мушкетов. Только двое тащили не ружья, а небольшие бочонки. Сам Швальбе приготовил любимый и весьма редкий ствол — короткоствольное охотничье ружье под малую пулю, с трубкой-пламеукрывателем на полке (чтобы скрыть вспышку затравочного пороха). Такое орудие било не слишком убойно, зато очень точно и не так заметно, как обычное ружье, военное или охотничье. Самое то для леса, где палить далеко все равно не выйдет — не видно, да и деревья любую пулю остановят.
Пройдя лигу или чуть больше, Мирослав остановился, предупреждающе подняв ладонь.
— Вчера вот тут и начали стрелять.
Впереди деревья немного расступались, виднелся пологий холм и еще какая-то штуковина на его вершине. Странно, не бывает таких почти что голых холмов в нормальном лесу. Неправильно это…
Швальбе поддернул повыше, до подбородка, шейный платок из толстой ткани, служащий дополнительной защитой, коротко свистнул. Десяток солдат разошлись веером, образовав фигуру в виде полумесяца, в арьергарде остался сам капитан и маленький резерв.
— На флангах — внимание! Вперед! — скомандовал капитан, шагнув дальше по тропе.
Стараясь не слишком топать сапогами, отряд медленно поднимался по пологому склону густо заросшего холма. Хотя шума они избегали скорее по привычке, маскировка здесь была не особо полезна — тот, кто может выследить и убить мужчину, идущего в одиночку и налегке, услышит отряд издалека, как бы тихо тот ни продвигался.
Заросли как-то сразу и неожиданно закончились. На вершине даже кусты почти не росли, причем не было похоже, чтобы их вырубали или дергали. Просто не росли, и все. Только в самой середине высились три дуба, почти что близнецы тех, рядом с которыми убили и разделали незадачливого Ульриха. Впрочем, эти повыше и пошире да стоят тесно, так, что при беглом взгляде можно и за одно дерево принять.
— Замечательно, — звенящую тишину первым, как и положено, нарушил Швальбе. — Как вернемся, Мирослав, напомни о награде. Только не забудь.
— Да я уж лучше об обедне забуду! — оскалился сержант. — Колбаса лучше проповеди, деньга лучше колбасы. Так что не волнуйтесь, герр капитан!
— Смотри, о служанке не забудь. Обрюхатил ведь, как пить дать! — сказал Вацлав, третий сержант маленького отряда. — И жениться ведь обещал!
— Само собой, — ответил за Мирослава Швальбе. — Он всем обещает. Рты закрыть, по сторонам смотреть. Говорить иду.
Солдаты сноровисто распределились по вершине. Широкие жерла тромблонов смотрели во все стороны. Очень недобро смотрели. Да и как смотреть прикажете? Чай, не сумасшедшего вервольфа пришли изничтожать, а тварей не в пример более умных. Ну и пакостных, соответственно…
А капитан подошел поближе к дубам, положил ладонь на рукоять тесака, вдохнул поглубже и начал речь. Даже не речь, а нечто средне между обличительной проповедью и многоэтажным загибом, какие знают лишь очень опытные и вредные солдаты, повидавшие все от «плохой войны» до полугодовой задержки жалования.
Не один раз слышавшие сии излияния солдаты все равно восхищенно хмыкали, не забывая, впрочем, внимательно смотреть по сторонам. Кое-кто в очередной раз думал о том, как бы капитана уговорить да записать особо вдумчивые повороты и загибы…
— … А если вы, сучьи потроха, не остановитесь да не уберетесь подальше, то, клянусь грешным удом всех апостолов и дупем Искариота, на тевтонский крест рванным! Я вам такое учиню, что Содом с Гомморой своей не вытворял! Вам даже цверги покажутся ангелами Господними! Уразумели, выродки песьемордые? Или как?!
Швальбе замолк, переведя дух и предоставляя невидимым хозяевам холма в полной мере осознать угрозы и вероятные бедствия.
— Эк загнул! — шепнул Отто Витман. Он прибился к отряду капитана прямиком из Антверпена, морской столицы Европы. Уж в ругани даже плохонький моряк даст фору любой сухопутной крысе, но даже Витман восхитился.