Читаем Дети гарнизона полностью

телеграммной лентой прямо с порога бодро, но деланно-вежливо отрапортовал влиятельному

пассажиру:

— Товарищ Соколов! — гордо потряс бумажной лентой. — Только что получена

радиограмма от индийских товарищей! Благодарят! Вам отдельный большой интернациональный

привет! Приятного аппетита!

Нат поперхнулся. А капитан вышел, вежливо прикрыв дверь, задержался у дверной щелочки

послушать. С таким пассажиром, как Соколов, держи ухо востро. Услышал:

— Кого-то кэп мне напоминает, — хмурилась Лена, допивая кофе.

— Кто? Капитан?.. — шепнул Нат, и капитан за дверью напрягся. — Помнишь, фильм

«Полосатый рейс», Грибова в роли капитана? Ха-ха! Наш Грибов, наш!

— Смутно, — грустно покачала головой.

Дверь скрипнула, закрываясь.

— Елена, останьтесь! Не пожалеете… — Нат резво вскочил из кресла, дожевывая сэндвич.

— Уже начинаю жалеть, — привстала и она, и строго посмотрела на часы.

— Постойте, Леночка! Выпьем за нас!

— Пока! Целые сутки не спали, и выпили немало. Хватит!

— Отож! — хохотнул Нат. — Глупо! Впрочем, спокойной ночи, мой милый друг, хотя уже

даже не утро, — Нат проводил ее искренним сожалеющим взглядом.

Капитан едва успел отпрянуть.

Попутчики разошлись, и каждый уносил в своем сердце частичку и высказанной, и

невысказанной истории. Один — не подозревая, другая — догадываясь, что вещее ляжет кому на

пути, жизненный успех, или через тернии — к звездам? Напророчит, нахлынет, нагонит. .

Елена вернулась в каюту, с нежностью глянула на спящего сына, улыбнулась: Патрик

вернулся сам из кают-компании, устал от взрослых разговоров. И заснул на кровати одетый, в

обнимку с ноутбуком, детской непосредственностью мало чем похожий на настороженную,

напряженную родительницу, мать свою — неприкаянную стамбульскую обитательницу, чьего

ребенка усыновила Хелена-ханум, Фисташечка…

«Наверное, я плохая мать, — подумала, умиротворенно собирая с пола разбросанные

шоколадные обертки. — Безалаберная, увлеклась. Нашелся на мою голову, дамский угодник!»

Укрыла сына одеялом. Мальчуган заворочался, свернулся калачиком.

«Разбередил… Искуситель!» — Лена снова довольно заулыбалась, потянулась — сильная,

красивая, прилегла с краешку, рядом с сыном, и уснула после бессонной ночи и такого

хлопотливого утра.

Море шелестело своими бескрайними просторами. Растаяли вдали ободранные эсминцы. К

какому берегу суждено «Григорию Сковороде» пристать? Где же та пристань, то пристанище, где

ступит нога человечья и не согнется личность под буйными штормовыми ветрами в ураганах

девяностых, перемешавших снизу доверху все на огромной части суши…

Новогодний маскарад в Варне

Пока Лена отсыпалась, ее самозваный «ангел-хранитель» ломал голову с капитаном

«Сковороды»: как без газолина, отданного бенгалорцам, дойти до Ялты? Договорились:

сворачивать с маршрута и на «мертвом остатке», по волне, в ближайшую Варну. Нат, скрепя

сердце, выдал из собственного кармана две плотных пачки, оплатить заправку в Варне.

«Ни фига себе «сделочка-поездочка», так без штанов домой вернешься, — подумал,

сокрушенно качая головой. — Но куда домой? Одно радует: следы заплетаются. Это хорошо!»

В кают-компанию забежал старпом за распоряжениями капитана заворачивать к болгарам,

по радиосвязи утрясать вопросы с пограничниками и таможней. Утихший было зимний шторм

поднял новую волну, заволоченная свинцовыми тучами хлябь небесная разверзлась…

Заснули в беспокойстве, и уже вообще в беспамятстве вскочили с коек, когда в темени

тревожно завыла корабельная сирена. Снова налет? На шлюпочную палубу погнали пассажиров в

спасательных жилетах, за бортом гудел шторм и бились огромные волны. Судно кренило и

бросало. Женская половина в ужасе плакала и причитала, резвый русский оптовик лихо допил из

горлышка, отбросил бутылку в бурю, встал вровень с командой крепить палубные связки, и героя

едва не смыло за борт.

У «Сковороды» развился крен, разбалансированный груз сунулся на левый борт и —

плеснуло студеной черноморской водой в загруженные трюмы… На верхней палубе, у шлюпок,

Нат держал на руках одетого в спасательный жилет Патрика, жалась в отчаянии Лена, морщась от

брызг и холодной морской пыли. Ему было приятно держать этого сонного мальчишку, ощущать

совсем близко зовущий аромат красавицы Елены. Он был единственным, кто блаженно улыбался.

Голос по громкой связи все происходящее упорно называл учебной тревогой. Натерпелись страху.

Шквалы стихали. Капитан объявил отбой тревоги. Но публика с палуб не бросилась по каютам —

сбежались в баре. И бармен разливал всем в охотку. Так и заснули — во хмелю сгрудившись в

баре, не рискуя ночевать на перемятых койках в своих каютах…

…На горизонте показалась Варна. Пока подходили, заворачивая за волнорезы порта, на душе

Ната было не то чтобы муторно — как-то неспокойно. «Ты совсем извел себя этими всякими

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука