Дети гарнизона

– Нужно не запрещать, а мягко направлять юношеские фантазии. Сублимировать их в другое русло. В музыку, танцы, путешествия, посещения музеев и концертов, – вдохновенно советовала мамаша. – Наши дети-как цветы весной. Не даром же перестройка в стране!

– Да уж, перестройка! Распустились, сволочи! – Тонькин папаша чертыхался и гундел. – Мою корову впору замуж отдать. А то она насублимирует, в подол!

Трихохлушки

На зимних каникулах гарнизонных повезли в Первопрестольную. В вагоне проводники удивлялись: «Дожились: школьниц партиями на панель везут». Но Ленка воодушевленно толковала: «Вы что, это редкая в наше время возможность попасть в Русский музей. А Третьяковка, Мавзолей? Когда еще представится в жизни такая возможность! »

В Москве девчонки совместили приятное с полезным. Затарили с собой два мешка колхозных яблок. Крупные, душистые, аромат в вагоне продержался всю дорогу. И мешочек припасли свежесоленого, с мясными прожилками сала. Тонькин папик свинью извел дочке в путешествие.

Пока училка с мелюзгой носились по музеям, подруги, сказавшись простуженными, выносили немудреный, но качественный национальный товар из общаги к метро и бойко торговали на морозе.

Пока одноклассники зевали в музеях, предприимчивая троица распродалась на второй день. Развернулись дальше. Поехали на Курский. На вырученные деньги прямо с поезда скупили оптом товар. У хохлов – мешочников, прибывших торговать в столицу. Те же яблоки, сало, рыбу. Снова провернули в розницу у метро. Потом сделали оборотку еще не раз.

«Позор! Спекулянтки! – набросилась Селедка, завуч, приставленная блюсти нравственность крымских школьников. – Марш в Мавзолей!»

Обязаловка! В Мавзолей к дедушке Ленину Ленка выстаивала длинную змеящуюся очередь на брусчатке Красной площади, к ней подбежал юркий тип в ондатровой шапке, выдернул из очереди, бесцеремонно обшманал, облапал – и отпустил в толпу обратно. За диссидентку принял? Замаскированную подрывницу святынь? А может, маньяк начинающий так прикалывался? Ох-ма-ма…

От всего мавзолейного Ленина запомнились начищенные кончики его башмаков и восковое бородатое личико утихомирившегося диктатора. «Батя нашей всей гарнизонной службы», – невпопад, но метко заметила Окси, выходя из помпезного Ленинского телохранилища…

– А, брехня, типичная кукла, – отмахивалась, кощунствуя, Молекула: – Я тебе за бабки сколько хош таких налеплю!

Девок не занимал ни Ленин, ни дело мирового пролетариата. За неполную неделю не только отлично заработали, но и перезнакомились со всеми на стихийном рынке. Кореша снисходительно их звали Трихохлушки. И закадрили девахи молодцов из братвы, сборщиков с трудового народа…

«Ехать – не ехать? » Лену с ее припоздалой физиологией и детской тягой к прекрасному одолевали сомнения: не так вседолжно быть! Не прозевать бы в деловом ажиотаже того, единственного принца, сильного, решительного и горячего!

Подруги пресекали «оппортунизм» на корню, и она обреченно смеялась матерным шуткам мужиков. И пила в шумной блатной компании, по «пятьдесят», на морозе.

Ленкины надо отпраздновать семнадцать. По – взрослому! Нацепив купленные на заработок модные обновки поверх теплого исподнего, смело поехали прокатиться с братвой на их видавшем виды американском белом шарабане. В загородный ресторан на объездной, «Лесная ягодка». Как острили те: в лес по ягодицы!

«Треххохлушек» поили водкой, под модную, медленную и ритмичную «Путану» танцевали, обжимая до синяков. И снова пили. Дойдя до кондиции, стреляли из пистолетов по заснеженным деревьям перелеска, пили из горлышка и голосили: «Где мои семнадцать лет? На Большом каретном! »

Потом повезли в номера. Молекула задержалась в фойе у зеркала подкрасить губки и строго предупредила ливрейного швейцара:

– Между прочим, мы – малолетки. И иностранки. И если после двенадцати нас не будет на базе, тебе, дядя, будет горе…

– Понял! – согласился тот и записал где-то у себя в журнале.

Парни были опытные, матерые. Знали, чего хотели. Еще и подвыпили. А что они могли подумать про этих лихих малолеток, когда Тонька засветила их откровенные фотки? Конечно, что они юные профессионалки. Тем более, старались выглядеть как взрослые потаскухи, давали себя обжимать и рыготали в ответ на матерные закидоны. Дело пахло конкретным сексом.

В жарком протопленном люксе Ленка выпила еще немного и как в дымку погрузилась. Здесь – помнила, здесь – нет. Наголо бритый завязал с ней плотную дружбу и уже лез под юбку. Намучился с ее расчехлением! Все-таки теплые колготки, топик и гамаши. Ленка как могла отбивалась, а тот, все больше сатанея, пыхтел: «Цыпа, ну чего, давай. Нашлась целка-невидимка! Чего тогда в златоглавую приперлась? »

И страшно хохотал, когда Ленка призналась ему, что давно в Русском музее мечтала посмотреть классиков.

– Ладно, если картинки с Мавзолея, то давай. Или как? Ласкаешь клоуна и разбежались. Или что? – сопел, расчехляя малолетку по пояс.