– Гремучая смесь из сказки про Мальчиша-Кибальчиша и Незнайки на Луне. Ведь никто из нормальных людей не клюнет на это. Да и по твоим же меркам это дух скорее Уицраорчика. И вообще, мне кажется, что наш так серьезно и трагически начавшийся век заканчивается низкопробным опереточным фарсом. Шаманского бубна только не хватает. Помните, из бабушкиной легенды? – от досады Ленка снова перешла с ним на «Вы».
– Точно, не хватает. – Историк торопливо из потайного пиджачного кармана извлек несколько восстановленных черно-белых блеклых фотографий, изображающих какие-то исторические находки: – Ты узнаешь? Может, в бабушкиных архивах сохранилось нечто похожее на это? В рисунках, каких-то фото? Ты чертовски права! Я покопался в запасниках краеведческого музея. И это нашел. Тит Захарыч неплохо будет смотреться в древнем шлеме, с бубном и колотушкой. Дух разрушения, вернись в подземную яму! Красиво может получиться, эффектно! Кстати, как закончилась эта история, ну, что мы читали в лагере?
Лена неуверенно взяла фотографии из его рук, всмотрелась:
– Узнаю – не узнаю. Все очень просто закончилось, Сергей Викторович. Пришло время рожать Оленке. – Она выпятила очаровательный животик: – Не напоминает Вам ничего? Дежа вю?
– Ты говори, говори, успокойся, – мягко погладил ее плечо историк, забирая фотографии и пряча обратно в пиджачный карман.
– Родила хорошенького мальчика, звонкоголосого крепыша. Плакала вместе с барыней, когда дозналась, кто был отцом этого ребенка. Но тут пришло неожиданно важное известие: капитан Кржижановский, что понуждал Петра грабить могилы – в нем, в капитане, потревоженные духи вскрытых могил разбудили совесть.
– Это древние богини, Эринии, – заметил Сергей Викторович.
– Вам совесть не разбудили? Так вот! Не выдержал капитан, и перед тем, как пустить себе пулю в лоб, написал генералу рапорт, в котором раскрыл все махинации Шлецки. Который все это и затеял. В том числе и дело со шлемом и бриллиантами. Это он подсунул Петру, спящему, за пазуху коробочки от барских бриллиантов, а шлем забрал, захоронив в разграбленном кургане. И корону с бубном перепрятал. Все перевернулось с ног на голову, и тот, кто подозревался в преступлении, оказался невиновным.
– Ага, – встрепенулся историк. – В кургане была все-таки корона с бубном? Нет, в школьном музее. А дальше что?
– Попов амнистировал Петра, арестовал Шлецку. Сбежал бессарабец. И тех сокровищ тоже более никто не видел. Известно стало только, что объявился в Гезлеве купец по фамилии Гохман, с виду вылитый Шлецка.
– Так уж все следы и затерялись?
– Солдаты пошли за амнистированным, вернулись ни с чем, в конце шахты нашли разлом, уходящий вниз, да кирку, прислоненную к стене разлома, а на ней его нательный крестик на бечевке.
– Ни живого, ни мертвого? Ну, просто очередная иллюстрация к твоей легенде?
– Разное толкуют: что прорубил вход в древние катакомбы, а кто туда войдет, тот обратно не вернется. Другие доказывают, что ведут эти катакомбы в неизведанную глубину, туда, где при древних потопах жили какие-то люди, магические племена, предки гипербореев…
– Любопытно, где Петр перепрятал найденное? Может в каменоломнях? – плел свое зацикленный на шлеме Сергей Викторович.
– Шлем Осилеса, что ли? Может и в каменоломнях.Нет, вы как джентельмен Удачи! Шлем вам подавай! Может вовсе не было всего этого! Все поросло шиповником, осенью ягоды блестят краснее крови. Дурная слава ходит о тех каменоломнях, бродит там неприкаянная душа Петра, чье имя на древнем языке означает «камень». Вам это надо?
– Ну, это все бла-бла. А что генерал Попов? – пытливо выспрашивал учитель,пытаясь в этой словесной головоломке проследить упоминания о шлеме.
– Что Попов? Запил от тоски или, может, чтобы не видеть на трезвую потревоженных им духов. Так или иначе, в именье старался не заглядывать, потом и вовсе представился. Вот что бывает с теми, кто потревожит магию тех старинных вещей.
Елена же так была потрясена судьбой своего любимого, что занемогла и тронулась рассудком. Барыня по доброте своей усыновила младенца,ведь своих с генералом не нажили, воспитала,определила в юнкерский корпус. Что еще?Вроде все.
Ленка приумолкла. Ей стало неимоверно грустно оттого, что муж Костя с мамой Светой веселятся, и Севик рядом, и Оленка с Петром печально закончили, и она беременна, и как будет с ее маленьким...
– Да, шлем,шлем – словно зачарованный, повторял историк. – Да, ты, наверно, нет, абсолютно права! Нужно уходить, нужно сворачивать лунную темку, нужно мягко намекнуть Боссу: по теме Осилесовский шлем, по теме… – засуетился, наступив ей на туфли. – Слушай, ты не могла бы мне показать эти каменоломни? По-родственному? Ребеночку твоему-то не чужой?
– С чего взяли, что во мне ваш ребенок? А может, это передовой опыт пробирочного клонирования. Может, я будущая суррогатная мать? Или нет, может быть, я произведу на свет того, кто уничтожит всех ваших монстров!
– Их уничтожить нельзя. Они сами, насытившись, исчезнут в провалах времени и пространства, – историк злобненько рассмеялся.