Дети гарнизона

– Сегодняшний Новый год запомнится всем нам особенно, потому что я, Тит Захарович, провозглашаю наступающий – Лунным годом – Годом нашей общественной организации – незалежной Селеновой республики! Теперь у вас крыша – выше нет. Только Луна. Попробуй за так долети? Десятки миллионов долларов американские туристы платят, чтобы только на земную орбиту слетать. А тут – на Луну! Попробуйте-ка! Нас не достать! Отныне здешние законы не про вас писаны. Клянусь, вы будете под юрисдикцией республики Луны! Кто достанет? Кто смелый? Ты, комиссар Глухентий? Ха-ха!! Теперь у вас всех двойное гражданство, и вы сделали правильный выбор. И пусть недоброжелатели брешут о двойных стандартах. Общее дело – вот что приведет нас к успеху! Тот, кто не бьет по воротам-тот не забивает. Друзья! Други! Наконец, сообщники! Генерал Куревич – не спать! Кому Тит Захарыч говорит?! Мы – самые значительные люди нашей земли, соль ее, сильные и физически, и по занимаемому положению. Да. Сложим по камешку здание будущей жизни! Мы будем служить друг другу, а остальные будут служить нам. Мы создадим мир нового порядка – мир силы, действия и божественных понятий. И если суждено Земле видоизмениться, то это произойдет со стороны нашей Луны. Виват! А мы уже там! Западная цивилизация достигла своего предела и вырождается. Я, Тит Захарыч, поведу вас дальше. Виват титанам! И эти титаны – мы! И пусть над всем миром воссияет всеобщее содружество хозяев и господ. И кто не с нами-тот против нас! Пусть трепещут от страха наши недоброжелатели и враги – пощады не будет. И я верю, что скоро настанет тот час… – тут долговязый закашлялся, подглядел в бумажку. – А сейчас я хочу поддержать тех наших друзей, которые не могут быть с нами, тех, кто находится, можно сказать, в командировке за общее дело в местах не столь отдаленных. Тит Захарыч помнит и заботится о них. С одних получим – другим дадим. Потому что мы одна семья. И еще одно: в этой неблагодарной стране кое-кто наших братьев объявили преступниками. А для нас братаны герои. И я буду менять этого кое-кого, если не поймет, если не договоримся. Это я к вам персонально обращаюсь, комиссар Глухентий! Не спать! Итак, отдавая дань уважения, присваиваю звание героев Селены… братам-товарищам, поименно, вот! Оглашаю список! Глухентий, оглох, бисов военком?

Побледневший как полотно, военком пошатнулся за столиком. «Обделался, вояка», – злорадно хихикнули за его спиной.

Тит Захарыч за тумбой сипло закашлялся, споткнувшись на длинной, чьей-то замысловатой фамилии. Его оглушили бурные овации.

«Как на съезде, в Кремле», – шепнул Тит Захарыч своему референту.

– Ура! Браво! Пьем за здоровье оратора! За выдающегося лунатика всех времен и народов! – громче всех выкрикивал полковник Глухентий.

– Кто против?.. Кто воздержался?.. Кто за?.. Принято единогласно. Быть лунному гарнизону! Слава новым людям – лунамикосам!

– Слава, слава! Лунамикосам, лунамикосам! – восторженно скандировала публика.

Тит Захарыч поднял руку, требуя тишины. Публика мгновенно стихла.

– Пусть многие не вернутся из мест отдаленных, и другие здесь сложат головы в борьбе за счастье Большой семьи и Селенового Офшора, с благоговением и гордостью вспомним их имена: Рваный, Колбаска, Сруль, Мичиган, Куколка… Ах, Куколка, Куколка!.. До слез жалко Куколку. – Среди публики всхлипнули. – Благословите, батюшка!

На сцену вскочил нетвердой походкой, непонятно какой конфессии батюшка, небольшого росточка, и изрек:

– Благословляю всех, и пусть откроются для вас врата небесные, ныне и присно и во веки веков!

Тит Захарыч Мидас следом бодро выкрикнул в микрофон:

– Потому давайте пожертвуем на героев, как говорят, на общак, сделаем грев, чтобы чувствовали, что о них и на грешной Земле заботятся. Ах, Куколка, какой пример для подрастающего поколения!.. С новым годом, господа лунамикосы!

Между столами засуетились официанты, одни с полными фужерами на подносах, другие с пустыми ведерками для охлаждения шампанского. Братва и коммерсанты воодушевленно пили стоя залпом поднесенные бокалы, били их вдребезги об пол, потом бросали в ведерки пачки разных денег, наших, долларов, стараясь перещеголять сидящих за соседними столиками.

Хитрый Рабиндранатыч, предвидя такой поворот событий, уже держал возле себя на столе пару заклеенных, набитых псевдодутыми местными купюрами пухлых пачек. Многие выпившие, из братвы, кидали в ведерки и украшения, сорвав их с испуганных жен. Это была какая-то добровольная экспроприация экспроприаторов. Только Котовского не хватало! Ленке казалось, что где-то, в каком-то кино, старом, из детства, она это уже видела. Или перемешалось из всех фильмов сразу? Прямо дежа-вю какое-то!

В праздничном ералаше, этом новогоднем шабаше, из-за спины закрыли ей глаза ладонями. Пальцы были теплые и по-домашнему душистые, родные.

– Ты че, тетка, в рыло захотела? – рыкнул голос Крота.

Разжались знакомые ладони, повернулась с уже готовой разгадкой:

– Мама?

– Нюся, девочка моя, – обняли друг друга, прижавшись животами, и разрыдались.

Крот глупо лупал глазами.