Взор чужих мужских жгучих глаз доставал. Между ними словно молния пронеслась и задела то, что ей, так по-женски все эти часы, проведенные с Кротом, недоставало. Он схватил за руки и прижал к себе, нашел ее губы и впился в них, целовал горячо и страстно. И поплыла, не сопротивляясь и не переча. И вся ее неудовлетворенная страсть, усиленная эротическими снами, слилась с этим, вроде в семейном гнездышке и неуместным, но неуемным мужским желанием.
Сорвал с нее халатик, снял трусики, она расстегивала его джинсы, высвобождая налившийся соком любви вожделенный роскошный стержень. Овладевал по звериному грубо, и – надежно. И стонала в долгожданном, исступленном, беззащитном зверином желании, помогая ему в ритме любовных телодвижений. Она подчинилась ему во всем, и целовала и ласкала неуемную плоть, пытаясь выплеснуть здесь и сразу все накопившиеся ночные фантазии. И взлетала к небесам несколько раз, и возвращалась. И вновь неслась, оседланная его неутомимостью.
Потом он затих, и они вернулись каждый в себя. И Ленка, одевая свой халат, уже трезво и по-взрослому сказала ему:
– Если проболтаешься кому – тебе смерть.
– Просек, не лох, – отдышавшись, проговорил он. – Все равно ты лучшая. Ты такая… Ну, значит, я пошел? Кок там в машине заждался.
– Оксанке привет, – не нашла ничего умнее, чем напоследок шепнуть Ленка.
Потом встречались еще несколько раз. Он получал ее как чаевые за услугу, а она получала и пользовала его, как нужный в ее интересном положении тренажер. Это было плотское соитие, и, сливаясь на воедино, доставляли удовольствие каждый сам себе посредством друг друга. Ленка уж точно не задумывалась ни о чем, кроме как вспоминая Тонькины советы – себе на здоровье.
Однажды, после всего, он вдруг спросил ее:
– Лен, а что если, ну, вдруг…
– Что – вдруг? Не боись, я от другого вот на каком месяце...
– Ну, если с Котом что-нибудь вдруг…Ты выйдешь за меня?
– Слушай, ты чего, с ума сошел? – Ленка испугалась. – Что-нибудь что? И вообще, о чем это ты?
– Да нет, просто подумал чего-то… Что если бы мы стали бы вместе. А, ладно… – промямлил, одеваясь.
Внезапно пришло решение.
– Все, что было между нами – надо забыть. Проехали. Не приходи. И вообще убирайся!
– Ты че, обиделась?
– Все, уходи вон!
У Ленки навернулись слезы от осознания того, что еще мгновение назад ей было так сладко и хорошо с ним. И что она грязная потаскуха. И что она предала Оксанку. И что изменила Коту в его лучших чувствах. И что Лешка ей безумно нравится. И что, может быть, она заходится от желания еще и еще раз быть с ним!
– Лен, че гонишь?
– Нет, Леха, все кончено. Ну, пожалуйста, милый. Считай, ничего не было. – Взяла себя в руки: – Прости, ты герой не моего романа. И прощай. Больше не приходи… Все!
Пир Лунамикосов.
В самый канун Нового года бригадир обрадовано заявил супруге, что вступил в супер-пупер-мафиозную партию хозяев местной жизни. Как политический деятель, обязан иметь партийные приоритеты. И супруги, как крутые, приглашены на праздничное застолье в белокаменный Ледовый Дворец, где соберется вся верхушка влиятельной, созданной для парламентской борьбы Партии большой Семьи.
– Лен, это такая крутая тема! Другие хотели бы попасть в этот круг, но всякого туда не возьмут. Прикинь, один взнос только штука баксов, форма одежды должна быть представительская, женщины в вечерних платьях, мужчины в костюмах и при галстуках. Придется прикупить крутой прикид в бутиках!
Прикупить крутую фирму в бутиках женушка была не против. Какая женщина откажется от модных и дорогих обновок! Он любовался, когда она примеряла перед зеркалом тонкое белье, со рвением застегивая молнию на шикарном, в блестку, вечернем турмалиновом платье, и они вместе смеялись по доброму над ним, Котей, когда перед самым выездом на праздник, почти как в том анекдоте – пялила на его бычью шею модный цветастый итальянский галстук, приговаривая: «Тяни шею, ну еще немного, ну пожалуйста!...»
Близилась Новогодняя ночь. Повсюду в Южной столице царила атмосфера приподнятости. Как будто в эту ночь, наконец, ожидается последнее исполнение всего и сразу. По едва освещенным экономными хозяевами жизни улицам сновали такси, торопливо развозя по праздничным харчевням нарядно одетых и обутых в новоделы граждан.
Полный диск Луны тупо таращился напоследок на уходящий год, заливая безрадостным светом парадный вход белокаменного дворца, отражаясь на стоянке мертвенным блеском в десятках машин последних марок. Тут стояли «бумеры», «мерины», «ягуары», рядом с которыми несколько «волг» с госномерами казались бедными родственниками.
Поодаль, сбившись в группу, курили водилы, обсуждая между собой подъезжавшие авто, из которых выходили обвешанные украшениями и в норковых шубах дамы вместе со спортивного вида, обряженными в дорогие кашемировые пальто и костюмы джентльменами.
На обочине морщились юродивые и нищие, входящие бросали им пригоршни мелких денег. Как символ дани простому народу.