– Да, может и нашим пацанам перепадет с этой кормушки, может, честным бизнесом займутся, все же из одной бригады, – ожила Окси, – а то мой Леший совсем скатится через эту страсть к аферам. Нет, все-таки я думаю, Крот поможет. Все-таки вместе начинали. Ты, Леночка, уж замолви за наших словечко. Твой тебя слушает, ты его ангел-хранитель, бесценный талисман, без тебя он бы так высоко не пошел. Теперь видишь, какая крутизна.
– Какая крутизна? Грузят рабочих людей на базаре. Несправедливо, и деньги поэтому нечистые. Не люблю я это.
– А пользоваться деньгами любишь? Вот и скирдуй их потихоньку, раз у твоего маза такая есть.
– Тише вы, тише, фильтруйте базар, – испугано зашептала Окси, – еще не дай Бог кто заложит…
– Кто заложит? Тут же нет почти никого.
– В наше время и у стен есть глаза и уши…
Выпив шампанского, девчонки повеселели, посматривая по сторонам.
– Вон, видишь, за столиком, в углу зала – эти два хачика с бабами, которые танцевали. Ну, к которым Крот твой пошел бакланить!
– Ну?
– Вот вам и ну! Тот что кучерявый и толстый – это и есть владелец рынка, очень богатый чувак.
– Удивляюсь, честное слово, ведь если он такой богатый, то чего в такой забегаловке гуляет? – спросила Тоньку Окси.
– А у него, может, понятия такие.
– Ассоциативно-ситуационный менталитет, – вставила Ленка.
– Ну ты загнула, подруга, умная ты с этим универом своим стала! Сама хоть поняла, чего сказала?
– Он чувствует себя хорошо и свободно в привычном для себя месте, где ему было весело, и где ощущения у него сохранились, что он желанный гость.
– Да, если ты о менталитете, то с ментами он точно в шоколаде, приплачивает им на всякий пожарный, – подтвердила Ленкины объяснения Тонька. – Только потому, говорят, братва на него в обиде. Если бы не твой Крот – разорвали бы давно. Жадный арик, часто «крышу» меняет. А еще, говорят, два года назад на базаре арбузами торговал. Вот что значит это наше время золотое. Сейчас за год можно миллионером стать!
– Не, Тонь, деньги даром не даются. Как говорил мой папаша, бесплатно только сыр в мышеловке, – парировала Окси.
– О, папашу своего вспомнила! Кто когда в последний раз его видел? Он у тебя, как путч этот случился, на Москву рванул – и был таков. Да ладно вам, нашлись порядочные… – обиделась Тонька. – Вот бы закадрить такого, видишь, лыбится, на меня пялится. Мои формы армянам нравятся. Бьем на спор, что отобью его у этой мокрощелки, – она кивнула в сторону пьяно ворковавших с кавказцами девиц.
– Брось! А твой Колька, а что Крот подумает? – спросила Оксанка.
– А что Колька? Он у меня в кармане, здесь, – она в знак убедительности похлопала себя по плотной ляжке. – А Крот – если ему Ленчик скажет – он молчать будет. Правда, подруга? – плотски захихикала Антонина. – Ну, я пошла, подергаюсь немного, погарцую посередке. Дайте вылезу. Айда со мной, бабы, – она привстала, поправляя блузку на аппетитной, пыром торчащей груди. Однако планы ее внезапно были нарушены.
В полупустой бар по лестнице спустились два плотных мужика в длинных обсыпанных рождественской снежной крупкой куртках. Они вышли на середину залитого мигающим светом прожекторов танцпола, один из них прихрамывал, чуть волоча ногу. И тогда стало заметно, что пришли в темных с прорезями глазниц масках.
– Это чего они? – удивленно спросила Ленка, обращая на них внимание подруг, еще не понимая, что сейчас произойдет что-то страшное.
Все происходило, как в замедленном кадре. Отработанные до автоматизма скупые движения киллеров. Мгновенно вытащенные из-под курток автоматы, короткие, без прикладов. Полные ужаса, осознавшие близкую погибель, остолбеневшие взгляды жертв. И только Костя Крот, как будто закрываясь от них руками, успел прокричать:
– Вы что, в натуре, это же….
Мгновенный железный лязг передергиваемых затворов. «Как в кино», – еще успела подумать Ленка, когда автоматная очередь оглушила пространство. Огромная бригадирская голова повалилась на разбитую столешницу, повернулась вбок, дернулась и взглянула сквозь бутылочный развал белыми недвижными зрачками…
Изрешетив сидевших за столиком кавказского миллионера, убийцы кинулись к искромсанному пулями несчастному армянину.
– Кажись, тот? – нагнулся один из налетчиков.
– Тот – не тот! Я что, с ним целовался, что ли? Вроде тот. И этот под руку попался, депутатишка сраный. Свинтить не успел. Вот уж судьба!
Грохнули очереди по потолку и барной стойке. Налетчики развернулись и быстро взбежали по лестнице вон из бара.
Весь ужас произошел в течение нескольких мгновений, разделивших жизнь на две половинки – до и после. Девчонки лежали, пригнувшись, вжавшись как можно глубже в засаленный диван полукабинки, парализованные от страха, в пороховом дыму. Только Тонька плаксиво прошептала:
– Ой, я, кажется, уписалась, – и зарыдала.
Ленка дрожала и плакала, обалдевшая от ужаса состоявшейся жуткой и бессмысленной казни…