Офис Аргимпасы походил на капище языческого Гермеса – покровителя воров, ремесленников и торговцев. Нагло уставилось капище своими зарешеченными глазницами окон, вылупилось телекамерами, ожидая жертвоприношения. С утра закипала жизнь. Стучали машинки телетайпа, пищал и натужно выерзывал сообщения факс, трещали телефоны, сопел компьютер, пыхтел электрочайник. Каждые несколько минут билась входная дверь, впуская кого-то, и этот безликий несся, гулко топоча по извилистой кишке коридора, на проработку в один из отделов, пропуская вперед местный персонал. Кончалась кишка кабинетом директора. Туда попадал тот, кто реально мог расчехлиться. За дверью смельчака ждал Богдан Михалыч Колотай, татуированный качок средних лет со сломанными ушами. Он косил под персонаж из американских боевиков, в кожаной куртке, сапогах со шпорами, и отзывался на «Бодя»…И всегда и всем любил предложить жевательную резинку, приговаривая: «Пожуй чуингама, чувак, может быть, последний раз в жизни, кто его знает, мля…»
Бывало и так, что неделями офис пустовал. Только пыхтели от безделья, перепив чаю, охранники на диване, да секретари, записывая телефонные звонки, сообщали: босс в командировке. Хотя ни в какие командировки Бодя не ездил, а просто вообще не любил в офисе появляться. Лень было решать различные хозяйственные и бизнес-вопросы. А если и приходилось бывать, то к концу трудового дня, вконец издерганный, ворчал: «Вот, из-за хреновины этой, мля, тренировку пропустил…»
Плотный, накачанный Бодя явно впрыгнул в директорское кресло, подсаженный крепкой рукой. Поэтому все дела вела Лала Николаевна. Бодя ставил ее всем в пример:
– Слышь, ты, новенькая, че там по почте нам приходило? Чего, нет, мля? С Лалы бери пример. Чаю сбацай по быстрому. На, пожуй чуингама, может, напоследок, мля, – и кидал на Ленкин столик белую пластинку. За первые дни он ей столько побросал, что пришлось жвачку эту складывать в отдельный ящичек стола.
Но приходил час «Х», и во внутренний дворик съезжались машины, в директорском кабинете (или как его еще называли – терочной) собирались авторитеты и шумя вели разборки, вызывали каких-то несчастных коммерсантов с виноватыми лицами и делали предьявы, взимали доли с чужих дел, а потом делили. И секретари не переставая таскали туда кучу чистых пепельниц и целые подносы кофе и чая.
– Ворушись! – командовали из директорского кабинета трое накачанных парней.
Их за глаза прозывали Мишки-гамми, как персонажей из мультфильма. Как щенки из одного помета, одинаковые в своих спортивных костюмах, агрессивные, коротко стриженные.Различались только цветом своих ворованных «меринов». Гордо въезжали во дворик офиса под вечер. По документам проходили как менеджеры грузового отдела. Можно представить себе, как, кого и куда они грузили. В свободное от «погрузки» время слонялись по кабинетам, гоняли пинками долговязого менеджера Весеннего с застенчивым, робким личиком Пьеро, пытались задирать Вагифа Музафировича, начальника коммерческого. Часами забавлялись играми на Ленкином компьютере, не отгонишь, и подолгу трепались по телефону. Мешали работать. Главным занятием в офисе у озорных хлопцев было обсуждение свежих футбольных матчей, правда, в своеобразной манере. Кричала первая голова: «Как с углового заху… мячиком на башку братану, типа капитану. Чувачки, полный атас!» Вторая: «А братан запи… по воротам мимо,ишак, прое… момент!»
По субботам в терочную стекались то ли арабы, а может, турки, или греки, а скорее, все вместе, Их считали иностранцами, крутыми фирмачами. А они задаривали хозяев фирменными бутылками, зажигалками, сигаретами. Бакшиш приносили. Одни надеялись сбыть залежавшийся товар, другие – кинуть расторопного конкурента или провернуть криминальную схему. Оставалось только удивляться, чем занимаются на самом деле эти схожие на кочевников-степняков варвары, занявшие чужие владенья.
Последний хазарин
Чтобы запудрить мозги проверяющим, изредка несмело посещавшим офис по доносу обиженных коммерсантов, а также поддержать реноме фирмы в бизнес-кругах, «трудился» коммерческий, отдел, который возглавлял бодрый усач Вагиф Музафирович, по прозвищу «Хазарин». Непоседливый и неунывающий переросток коммунистической глубинки, аккуратно-опрятный, лет после сорока, с пластичными и сильными руками факира, смотрелся в зеркало жизни просто и естественно, и не искал в отражении угрызения совести. Уходил в шуточки от задиристых пацанов, подстраивался на приблатненную волну. Травил анекдоты, заразительно смеялся, и потешно блестел грустными глазами.
Мамаши с детками в колясках, в соседнем с кафе скверике, куда Кузьмич наведывался в обед выпить портвейна, пугали своих чад: «Умолкни, а то дядя-пират заберет, не реви!» Был чадолюбив Хазарин, и часто доставал случайную молодую мамашу: «Кто знакомый в кино есть? Рекомендую снять на кинопробы дочурку – шестилетка, а выглядит… Мерлин Монро отдыхает!» И угощал оставшейся от портвейна конфеткой.