Дети гарнизона

Мы сразу понравились друг другу и быстро стали близки. Отдались друг другу со свойственным быстротечному героическому времени наслаждением и страстью. Федор предложил выйти за него замуж. Я с радостью согласилась и взяла его красивую украинскую фамилию, созвучную времени начала покорения воздушного пространства и борьбы с церковным мракобесием – Небоженко.

Вскоре мне дали «заслуженную республики». И она гордо проходила красной строкой в афишах – Надежда Небоженко. Мы стали публичной парой. Правда, он очень любил застолья и часто перебирал лишку. Но мы жили душа в душу. Вместе веселились и радовались развивающемуся социализму. Я славила превосходство народного строя в народном танце, муж – своими рекордами дальности и высоты.

Летом мы поехали ко мне на родину. В Симферополе после встречи с военным активом в Доме офицеров правительство Крымской республики выделило персональное авто. Неслись на Тарханкут пыльной скифской степью. Дорогой в селах нас встречали хлебом-солью. В Ак-Мечети устроили митинг с транспарантами «Привет героям освоения стратосферы!».

В Карадже нам отвели графский замок. Я так и не призналась ему, что замок этот – наше родовое поместье. И о происхождении своем умолчала. Это была тайна, которую нельзя было разглашать. Тем летом муж увлеченно занялся преобразованием Тарханкута. Как генерал Попов когда-то…

Муж решил употребить все свое влияние, чтобы организовать в Караджинском лимане, базу для стоянки военных гидросамолетов. Из Севастополя вызвали «Эпрон», чтобы поднять царский корабль «Цесаревич», подорвавшийся на мине. Потом и драгу, для того, чтобы прокопать канал через пересыпь и углубить лиман для прохода легких военных судов. Как штаб решено было использовать графский замок. Начали осваивать и восстанавливать парк, комнаты, залы. Замок помолодел и приободрился. В стенах его журчал смех местных детей, которых я учила петь и танцевать. Приезжали корреспонденты. Опять о нас писали газеты.

Мы страстно любили друг друга. Казалось, что счастье наше бесконечно и необъятно. Я положила к его ногам родную землю – Атлеш, Джангуль, Кастель, Чашу. Он любил меня пламенно и неистово. Говорил, что в небе у него есть путеводная звезда по имени Надежда. Так в любви я почувствовала, что не одна.

– У нас будет ребенок, – подталкиваемая чудесным алым закатом, однажды призналась ему я.

– Ура! У меня будет сын! – муж кричал и прыгал от счастья, и только ухали испуганные силой его голоса бакланы.

Счастливые, вернулись мы в столицу в надежде возвращаться сюда каждое лето руководить полетами гидросамолетов.

Конец его был яркий и загадочный. Он в числе многих воздушных героев спасал полярников на льдине. Полярников спасли, а его самолет не вернулся. Пропал.

Меня взяли прямо после концерта. Следователь все требовал, чтобы призналась, что исчезновение Небоженко – это давно подготовленная акция. Что муж мой перебежчик и предатель, продавший капиталистам военные секреты рабочих и крестьян. И что признание в его тайных замыслах против Родины – единственный шанс выжить.

Мучили и истязали на допросах. В горячечном бреду посетил образ названного отца, душегуба, красного палача из далекого детства. И снова была той маленькой девочкой, сидела у него на коленях, и путаясь, называла то папа, то дядя, и он гладил волосы мои и плакал вместе со мной, и говорил, словно утешая. А я молила в ответ сделать все так, чтобы остановить извергов, чтобы оставили в покое. И просила направить на моего истязателя всю силу и ненависть его былой революционной злобы. Не знаю, сколько была между жизнью и смертью?..

Удивительно другое! Однажды утром в казематный лазарет пришел другой следователь. Он был галантен, но при виде его я внутренне сжалась, ожидая продолжения издевательств и пыток. К моему удивлению, объявил: «Товарищ Небоженко, вы свободны! Дело вашего мужа прояснилось. Простите нас, дорогой товарищ. Но поймите, в классовой борьбе лучше перегнуть, чем недосмотреть. А мой предшественник уже не сможет принести свои извинения. Его вычистили из наших рядов как врага народа».

На мгновение в мою изувеченную душу прокралось чувство мстительного удовлетворения. Мучителя не стало, и, наверняка, при кончине пищал, как раздавленная крыса, мерзко и жалобно. Быть может, все это было стечением обстоятельств. Тогда в органах произошла смена руководства и быстро прошли большие чистки, означавшие расстрелы. Но в моих снах тень севастопольца больше не появлялась. Навсегда исчез, словно выполнил последнее свое дело, убрав к праотцам своего коллегу – моего истязателя-следователя.

Поэтому знай, что ненависть, как и любовь – это большая сила. Знай, что я тебя, даже не застав на этом свете, – люблю, обязательно приду на помощь в самые драматичные моменты твоей жизни. И другие, те, кто любил, сделают так же.