Дети гламурного рая

Теперь замените город Бомбей на город Москву, и сразу становится понятным, почему она так желанна провинциалам.

Портрет Дориана Грея

Все мы, видимо, играем персонажей, которыми нам хочется быть в отдельный период нашей жизни. Помню, как я и тоненькая тогда, модная Елена явились на просмотр фильма «Бонни и Клайд». Это был чуть ли не 1971 год. Я только что купил себе в комиссионном магазине на Преображенской площади черный костюм в тонкую белую полоску и называл его «гангстерским». Я был в красной рубашке и черном галстуке. Просмотр проходил в помещении не то журнала «Советский экран», не то «Искусство кино». Елена была в широкополой шляпе с цветами. Мы были красивее Бонни и Клайда. К тому же просмотр этот случился в период нашей первой ссоры, а потому вид у нас был крайне трагический. Елена была тогда чужая жена, и кинематографическая общественность бурно обсуждала ее роман с мало кому известным юношей-поэтом. А это был я.

Потом наши эталоны сменились, мы попали в Нью-Йорк, расстались. Я, лежа в траве Централ-парка, учился английскому по книге Че Гевары «Реминисценции кубинской гражданской войны», а у Елены появился седой, хромающий миллионер с бородкой, она говорила, что он похож на персонажа эротической классики того времени, фильма «История О». Теперь, спустя тридцать лет, я сам похож на этого сэра Стефана, персонажа из «Истории О». Зато Елена (вот она, несправедливость) стала неприятной теткой пятидесяти пяти лет, я ее недавно видел. А тогда я был длинноволосый, мрачный и похотливый молодой парень, а ей нравились, видите ли, тогда такие, каким я стал сейчас. Вот я думаю: а может быть, потому, что тогда я ее так мощно любил, вот и задал себе задачу стать таким, какие ей нравились? Никто не сможет с определенностью ответить на этот вопрос. Но вот стал.

Так мы все и живем, сменяя личины. В самом начале девяностых годов, когда я запоем погружался в атмосферу извержений народных вулканов, жил в горячих точках и писал о них, я носил короткие волосы и камуфляж. Попав в грандиозную реальность мистического Алтая, отпустил себе бородку китайского философа — в таком облике было сподручнее медитировать на горных вершинах. Когда меня сняли с вершин спецслужбы в первый год XXI века и посадили в «Лефортово», я сохранил облик китайского философа. Когда меня привезли в колонию, я изменил внешность сам, не желая сражаться с администрацией по этому поводу: я стал зэком с кожей, обтягивающей череп, несколькими вертикальными морщинами и постным лагерным выражением лица. Покинув лагерь, я постарался опять стать китайским философом. На фотографии в моем общегражданском паспорте, чуть обросший щетиной на черепе и на подбородке, я все-таки похож единственно и недвусмысленно на только что освободившегося зэка, и больше ни на кого. Так и хочется сказать себе: «Здравствуйте, зэка Савенко». А этот паспорт будет представлять меня до конца дней моих, всякий раз напоминая о заключении. Нужно было послушаться моего адвоката Сергея Беляка, он советовал сделать новую фотографию перед самым получением паспорта. Дело в том, что я ждал паспорт шесть месяцев и за это время, конечно, изменился. Но я не послушался тогда, и теперь до конца дней моих, извлекая «общегражданский», буду вспоминать лагерь, а другие — те, кто получит паспорт в руки, будут мгновенно понимать: надо же, вроде интеллигентный человек, очки, бородка, а оказывается, побывал за решеткой, преступник.

На самом деле по мере духовного возмужания героя происходит совершенствование облика, если, конечно, духовное возмужание имеет место. Первый признак неудачного и болезненного развития — это когда юношеские фотографии человека остаются его лучшими фотографиями. А на последующих он хиреет, мрачнеет, опускаются уголки губ, человек становится некрасивым. Увы, лишь немногие делаются с течением жизни красивыми, благородными и одухотворенными. Большинство все больше походит на злых либо несчастных животных. Я твердо верю в то, что существует связь между обликом человека и его деяниями. Оттого по-своему уродливы все без исключения российские прокуроры и судьи. Да и простые люди. Посмотрите на улицах и в общественном транспорте: многих безжалостно отметили пороки — чревоугодие, сластолюбие, похотливость, алкоголизм. Даже мой добродетельный отец был к старости отмечен: в последние годы его череп стал похож на сморщенный орех. Сказалась слабость характера, чрезмерное добро также оставляет свой след. Добавлю, что лучше не видеть в конце жизни тех, кого вы прежде любили. Особенно остерегайтесь женщин из вашего прошлого, они все будут иметь крайне деструктивный вид.

Бир сум