Дети горчичного рая

Страшный удар обрушился на Гирича, но он устоял на ногах. Кузнец весил фунтов двести шестьдесят, однако и Гирич был очень силен. Они топтались на площадке у фонтана, обхватив друг друга точно железными обручами. Кругом столпились раздраженные рабочие. Закипала драка. Одни стояли за негра, другие за оскорбленные права белых. Тумаки сыпались направо и налево. Прибежал Квинси и тотчас же вступился за своего приятеля Гирича. Молодой негр с трудом поднялся и смотрел затуманенными глазами, как все больше и больше людей вступало в драку. К моменту, когда зазвонили телефоны в дежурке и у Коттона, во дворе уже дрались все. Коттон немедленно вызвал полицию, и она с невиданной в Стон-Пойнте оперативностью начала окатывать дерущихся водой из пожарных шлангов. Потом, по сигналу сирены, мокрых, окровавленных в драке людей снова погнали к станкам и машинам и после этого начали отыскивать зачинщиков. Каким-то образом кузнец Миллс оказался совершенно в стороне и на первый план выступили как главные виновники драки молодой негр Сэмуэль Бредшо, Иван Гирич и Квинси. Последний считался уже уволенным, так что расправиться оставалось только с двумя. Можно было бы просто выкинуть их за ворота завода, но тот же мастер, который подозрительно отнесся к Квинси, шепнул Коттону, что неплохо было бы прощупать Гирича, негра и Квинси по части политики…

Вот почему в этот жаркий майский день Ньюмен должен был срочно отправиться на завод.

В то время как он направлялся туда, Фэйни и Рой забрались в будку уличного автомата.

– А ну, скажи еще что-нибудь, я проверю на слух, – говорил Фэйни приятелю.

– Как поживаете, мисс Причард? – тоненьким голоском тянул Рой. – Я очень рада, мисс, что вы совершенно здоровы.

– Ох, здорово! Вот здорово-то, черт тебя дери! – так и закатился Фэйни. – Ну, теперь звони ей!

Рой закусил губу. Злое выражение очень портило его красивое лицо.

– Действительно, я это неплохо придумал! – сказал он хвастливо. – Поделом ей, этой гордячке, пускай потом сыщик припугнет ее! Подумать только: я предлагаю ей пойти со мной в кино, а она отказывается! А с Робинсоном небось куда угодно отправилась бы!

– И со мной не хочет идти, – подхватил Фэйни. – Я ей дарю красивый блокнот, а она фыркает. Гусыня она, больше ничего! Давай мы ее проучим!

Рой набрал нужный номер.

– Ее мать! – быстро шепнул он приятелю. – Могу я попросить к телефону Патрицию? – пропел он тоненьким голоском.

– Кто спрашивает мою дочь? – осведомилась миссис Причард.

– Это говорит одна ее знакомая из школы, – опять запищал Рой, делая выразительные жесты Фэйни.

– Сейчас я ее позову.

– Пошла за ней! – зашептал возбужденно Рой. – Хорошо, что она дома… Это вы, мисс Патриция? – снова запел он, обращаясь к трубке. – С вами говорит одна соседка Чарли Робинсона… Нет, мисс, вы меня не знаете… Да, мисс, ему уже лучше. Он дома, мисс, и просил вас навестить его. Да, да, навестить. Нет, вы не ослышались. Он думает, что лучше всего это сделать в субботу после обеда. Что ему передать, мисс?.. Вы постараетесь прийти? О, он очень обрадуется, мисс, уверяю вас. Он так любит вас, мисс, прямо обожает… Хэлло! Хэлло!.. Повесила трубку, – сообщил он Фэйни. – Сказала, что непременно постарается прийти в субботу… Видно, поблизости стояла ее мамаша, потому что разговаривала она не очень-то вразумительно. Ну, самое главное сделано!

И Рой торжествующе посмотрел на приятеля.

– Ух, и заварили же мы кашу! – в восторге подпрыгнул Фэйни. – Вот будет доволен мой старик, когда я ему все это выложу!

35. Джемс Робинсон и его посетители

Он стоял на берегу реки, у тех же самых сыроватых бревен, где несколько недель назад сидел отверженный, глубоко оскорбленный мальчик – сын его родного брата. Жуя краешком губ сигарету, он смотрел из-под нахмуренных бровей на черную, маслянистую воду. Золотыми ужами резвились на воде отражения фонарей на берегу. Стрекотала моторка, пахло рыбой, гремела где-то якорная цепь. Мысли его были далеко и от реки и от этого городка.

Нет, не может он словами о высокой материальной культуре, о гигантской технике и комфорте излечить свою тоску по настоящей жизни, жизни свободной, полной творческого огня, рядом с такими же людьми, как он сам, людьми, несущими в себе великие идеи будущего. С детства внушали ему стремление к бурной деятельности на пользу собственного кармана, мысли о том, что всякий мальчишка-газетчик может стать президентом, рассказывали о миллионах Моргана и Астора, которых может добиться всякий энергичный американец. Он многое искренне любил в американском образе жизни: любил американскую точность, любил простых американских людей, в которых было много детского, любил свой обездоленный черный народ, свои печальные и торжественные гимны.