Дети горчичного рая

– Давайте его мне, дядя Пост. – Салли вытерла руку о фартук. – Джим сейчас здесь, в доме.

– Простите, мэм, я хотел бы вручить его лично самому Джемсу Робинсону, – сказал, вопреки обыкновению, очень официально дядя Пост; при этом он яростно затеребил нос.

Салли с недоумением посмотрела на него. Она даже чуть-чуть обиделась за такое недоверие.

– Олл-райт. Сейчас я вызову Джима, – сказала она, скрываясь в доме.

На крыльцо тотчас же вышел Джемс Робинсон.

– Хэлло, старина! – приветливо помахал он рукой дяде Посту. – Ну и шикарный же у вас экипаж! А где моя старая приятельница Фиалка, которую, бывало, я кормил сахаром?

– На живодерне, – мрачно сказал почтальон. – Нынче у нас старость не в почете, да и техника вытеснила живую тварь. – Он наклонился на своем сиденье и поманил певца: – Вам письмо, мистер Робинсон. Только я хотел вас предупредить: оно уже побывало кое у кого в руках. Имейте это в виду. Я-то знаю, откуда оно вернулось к нам на почту и где путешествовало так долго.

Джим Робинсон повертел в руках искусно заклеенное письмо.

Дядя Пост нагнулся к самому уху певца.

– Держи ухо востро, сынок, – зашептал он. – За тобой уже числятся кое-какие грехи.

Джим невесело засмеялся.

– Уэлл, – сказал он. – Зайдите, дядя Пост, в дом выпить пивка. Промочите горло.

Дядя Пост покачал белой головой: нет, он очень торопится, адресаты Горчичного Рая ждут почту. И, повозившись, как обычно, со стартером, почтальон с грохотом покатил дальше.

Джим Робинсон тут же, на крыльце, проглядел письмо и еще более задумчивый вернулся в дом.

Люди за столом выжидательно смотрели на него.

– Вот, получил письмо из Советского Союза, – сказал он. – Пишут мои русские друзья, сообщают последние новости. Пишут, что на главной улице в Москве расцвели сорокалетние липы, которые при мне только высадили. Мальчик, сын моего приятеля-слесаря с автозавода, окончил с золотой медалью школу и теперь поступает в университет, на историческое отделение. А отец его собирается вскоре поехать в санаторий на берег Черного моря – отдохнуть, полечиться.

– Сын слесаря – в университет?..

– Слесарь – отдыхать на курорте?..

– Расскажи нам, Джим, обо всем, что видел за океаном, – сказал Цезарь, здоровой рукой притягивая к себе певца. – Ты же видишь, народу прямо не терпится узнать самую настоящую правду.

– Да, мистер Робинсон, расскажите!.. Расскажи, Джимми! – раздались нетерпеливые голоса.

Джим Робинсон, высокий, с чуть опущенными, усталыми плечами, прошелся по комнате, задумчиво оглядел обращенные к нему лица черных и белых друзей.

– С чего же мне начать? – тихонько спросил он, обращаясь больше к самому себе. – Конгресс… Фестиваль… Потом Чехословакия… Москва… Русские люди…

И негритянский певец Джим Робинсон начал рассказывать этим детям Горчичного Рая о далеких странах, в которых хозяином стал сам народ, рассказывать правду, которую они слушали затаив дыхание.

Леса, возникающие в пустыне. Возрожденные из пепла города. Крестьянки, заседающие в парламенте. Писатели, читающие свои новые произведения рабочим на заводах. Упорство и вдохновение народа. Величественные здания Дворцов культуры, где проводят свой досуг рабочие. Страны, где все учатся, где студенты получают денежную помощь от государства. А если заболеешь, то к тебе бесплатно придет врач и будет навещать и лечить тебя и поместит в больницу. Детям отданы красивейшие сады и дворцы, в гости к ним приезжают ученые, и артисты, и самые знаменитые люди страны. И все люди радушно встречают иностранных гостей и охотно показывают им всё, чем они интересуются.

А молодежь! Какая кипучая, безудержно веселая молодежь была на фестивале! Какие богатства народных талантов открывались в песнях и танцах! Он вспомнил маленькую девушку-узбечку, бывшую сборщицу хлопка, которая окончила консерваторию в столичном городе и пела на фестивале так, что весь огромный, многонациональный зал встал и устроил ей овацию.

А еще он знавал на Украине простого маляра, который был губернатором целой области величиной с большой штат. И надо было видеть, как умно распоряжался этот маляр своим огромным хозяйством, как умело он подбирал людей!

Робинсон рассказывал сбивчиво, перескакивая с предмета на предмет, здесь не кончая, там вдаваясь в мельчайшие подробности, но видно было, что ему страстно хочется передать всем сидящим здесь, в этом доме, свою любовь к людям, к этим далеким свободным странам.

Нет, пусть не лгут в газетах! Русские не хотят войны, им не нужна Америка. Им достаточно просторно в своей собственной стране и дай бог управиться с собственными делами.

Джим клянется в этом своей жизнью! Он был в сердце страны, и на юге и на западе, и всюду люди мирно трудились…

– А на Карпатах вы, случайно, не были? – дрожащим от волнения голосом спросил Иван Гирич.

Он слушал, весь подавшись вперед, и яснее всяких слов говорило его загорелое, крепко обтянутое кожей лицо. Оно тянулось навстречу Джиму нетерпеливо и жадно.