Я же хочу рассказать о… шестилетней девчурке, ставшей дочерью отдельного медицинского батальона.
Наша дивизия была сформирована из ополченцев на Петроградской стороне. После боев под Ленинградом соединение осенью 1941 года перебросили под Тихвин, где вместе с другими войсками оно освобождало древний русский город. Потом полки долгое время держали оборону в районе города Кириши. Жители окрестных сел и деревень, в том числе и женщины, узнав какими-то путями, что мы все — ленинградцы (ведь в то время это было военной тайной), просили, чтобы их приняли в дивизию. Так к нам попала Мария Андреевна Добролюбова, ставшая санитаркой в медицинском батальоне.
Дома у Марии Андреевны осталась маленькая дочка, Алевтина. Однажды Мария Андреевна, очень скучавшая без дочери, решила взять девочку в медсанбат хотя бы дня на два-три. Разрешения у командира не спрашивали. Медицинские сестры, которые были полностью на стороне Марии Андреевны, решили поставить его перед совершившимся фактом.
Но случилось так, что едва Добролюбова привезла Алевтину, был получен приказ передислоцироваться. Пришлось ей садиться в машину, захватив с собой дочь… Что же оставалось делать!.. Так девочка осталась в части.
Хлопот с новым «воином» было немало. Когда, например, ожидали какое-нибудь начальство, Алевтину прятали: неизвестно, как еще отнесется оно к такому солдату? Во время переездов тоже не выпускали на дорогу, держали в машине-фургоне.
Алевтина освоилась быстро. Девочка старалась помогать взрослым. В тихие дни Аля ходила по палаткам, поправляла одеяла, спрашивала у раненых, не хотят ли они пить, а те обязательно просили принести водички. Аля подходила к мечущемуся в бреду раненому, клала ручонку на лоб, и человек успокаивался. А то вбегала с пачкой свежих фронтовых газет, хотя сама читать не умела. Но знала уже, как ждут новостей солдаты.
Наша дивизия победоносно продвигалась на запад. Она освободила Чудово и получила наименование Чудовской, штурмовала Ригу, за что ей был вручен орден Красного Знамени.
Окончилась война. В марте 1946 года десятилетней Але Добролюбовой, ученице 239-й ленинградской школы, вручили медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Тогда же ей подарили куклу. Этот момент и запечатлел на снимке фотокорреспондент.
Собственно, снимок этот и послужил поводом для моих воспоминаний об Алевтине. Как-то я встретился с бывшими старшими медсестрами медсанбата Евдокией Ивановной Шепелевой и Ольгой Михайловной Рыбкиной. Говорили о войне, вспоминали общих знакомых. Евдокия Ивановна достала фронтовой альбом, и там мы увидели Алевтину.
Где Аля сейчас, никто не знал. Я написал об Алевтине в «Вечернем Ленинграде», и сразу же откликнулись несколько человек. Оказалось, что вся семья живет близко от редакции — на площади Мира.
Мария Андреевна теперь пенсионерка. Как дорогую реликвию, бережет она солдатскую книжку и другие документы военных лет — приказ, которым ей объявлена благодарность, похвальная грамота «За отличие во время боевых действий».
Рядом с солдатской книжкой — трудовая. Целая страница занята записями о благодарностях — за добросовестное выполнение производственного плана, качественное и культурное обслуживание трудящихся. Даты: 1952-й, 1954-й, 1957-й, 1960-й.
Аля — теперь Алевтина Станиславовна Константинова — работает в детском саду.
Мы встретились. Долго разговаривали. Я спросил у Алевтины Станиславовны, что ей больше всего запомнилось. Она ответила:
— Как убегала учиться в Ригу.
Медсанбат стоял под Ригой, и девочка услышала, что в городе налаживается нормальная жизнь, уже открылись школы, и ей захотелось пойти учиться. Тайком собралась — и в дорогу. Километра три прошла. А там увидели ее саперы, расспросили обо всем и вернули в часть, к маме.
Вместе с нами в разговоре участвовала дочь Алевтины Станиславовны Маринка. Она показывала фотографии Алевтины Станиславовны военных лет, и в глазах ее светилась гордость — моя мама была на фронте.
А. Белякова
Разведчик
— До вас тут хлопец, товарищ командир. Требует лично доставить к вам. Плачет, аж трясется весь.
Комбриг Хомченко недовольно повернулся к дежурному, оторвавшись от карты.
— Какой еще хлопчик? Скоро с места сниматься. И так у нас не бригада, а цыганский табор. Коровы мычат, дети плачут.
Но дежурный не уходил.
— Да не мычат, товарищ командир. Скотина, а понимает, что партизанская у нее жизнь. Да и детишки смирные. Не слыхать их.
Дежурный был прав. И Хомченко знал это хорошо. Просто он устал, да и действительно не до мальчишек ему было сейчас перед походом. А дежурный наклонился к командиру и заговорил быстро и горячо:
— Парнишка-то больно хороший. Батька под Ленинградом где-то воюет, партийный. Мать в оккупации осталась. Куда ему теперь? Парнишка ленинградский, грамотный. Можно к делу приспособить.
Хомченко сдался:
— Ну ладно, давай своего хлопчика.
Дежурный кинулся за дверь.